Три дня, которые изменили нас
Не каждому в жизни выпадает жребий если не участника, то очевидца события Истории. Мне в этом плане повезло.
19 августа 1991 года, понедельник. Утром, как обычно, мы собрались на редакционную летучку. Впрочем, обычной ее назвать трудно…
Телевидение затянуло «Лебединое озеро», предварительно ошарашив известием: «в связи с состоянием здоровья» Михаила Горбачева исполнение обязанностей Президента СССР взял на себя вице-президент Геннадий Янаев. Для управления страной и эффективного осуществления режима ЧП, введенного в отдельных местностях тогдашнего Союза (как водится, по требованию «широких слоев населения»), образован Государственный комитет по чрезвычайному положению.
Состояние, в котором находились все – от редактора до корреспондента, определялось одним словом: шок. Однако растерянность длилась минуту-другую. Обменявшись мнениями и выразив наш коллективный неофициальный протест ГКЧП, мы бросились добывать новости, которых так не хватало в условиях устроенной путчистами информационной блокады. Один, схватив диктофон, побежал на улицу за мнением простых горожан. Другой обратился к экспертам за правовой оценкой ситуации. Третий настойчиво пытался установить телефонный контакт с «источниками информации», нашими и иностранными журналистами. Кстати, именно обычный городской телефон был тогда единственным каналом пусть ненадежной, но связи. О сотовой, как и об Интернете, в те времена мы даже не мечтали, а факсы были вырублены, потому тексты заявлений и указов Ельцина принимались в регионах тоже «на слух».
В тот день наша редакция действительно походила на штаб, принимавший «сводки с фронта». Не забуду, как с десятой попытки мне все-таки удалось дозвониться до корреспондента запрещенной уже гэкачепистами «Комсомолки», и он успел крикнуть в трубку: «На улицах Москвы – танки!»
Мои старшие коллеги, конечно же, отправились к учредителям газеты. И в следующем номере «ТИ» от 21 августа на первой полосе за подписью Юрия Шафраника было опубликовано решение президиума Тюменского областного совета народных депутатов. Народные избранники однозначно заявили, что считают введение чрезвычайного положения и образование ГКЧП антиконституционными действиями. Впрочем, через три дня Юрий Шафраник на своей пресс-конференции раскроет карты: «однозначный» вердикт дался не без борьбы. Одни члены президиума облсовета не видели ничего плохого в «жесткой руке» самозванцев. Другие были склонны «подождать, посмотреть». Третьи не почувствовали, что «пахнет порохом и правовым беспределом».
Как бы там ни было, но Тюменская область оказалась в числе первых 28 российских регионов, заявивших о поддержке законно избранной власти, а не самозваного «советского руководства». Стоит напомнить: полтора десятка территорий придерживались позиции «и нашим и вашим», а пять субъектов Федерации создали собственные подобия ГКЧП. К слову, команда Янаева по каналам государственной связи «бомбардировала руководство Тюменской области грозными требованиями создать областной комитет по чрезвычайному положению».
К счастью, до очередной охоты на ведьм, до выяснения, на чьей стороне ты был в августе 1991-го, дело не дошло. В этом, надеюсь, есть заслуга и журналистов. В частности, еще 23 августа Владимир Князев написал: «Дай Бог победившим демократам не пойти по следам большевиков». По крайней мере, меня, пребывавшую в те дни в некой эйфории, эта фраза отрезвила.
Нынче, к моему удивлению, события 20-летней давности подаются в СМИ довольно широко. Что это – дань круглой дате или свидетельство перемен? Ведь совсем недавно, в 2009-м, мэрия Москвы и правительство Санкт-Петербурга запретили шествие и митинг, посвященные августу 1991-го, мотивировав это так: общественные акции создадут неудобства для горожан.
Официальное замалчивание событий, которые не только потрясли, но и перевернули страну, привело к тому, что 67 процентов россиян (в том числе 58 процентов молодежи), как свидетельствуют результаты социологического опроса фонда «Общественное мнение», затруднились дать какую-либо оценку ГКЧП. Что уж говорить о том, что мы до сих пор не определились с названием произошедшего. «Путч», «революция» или «переворот»? Выходит, наше общество до сих пор не может внятно сказать, что значат те три дня для истории России в целом и каждого гражданина в отдельности.
Год назад кое-кто из слушателей «Эха Москвы» скептически заявлял, что они считают случившееся 19–21 августа всего лишь игрой, спектаклем. Впрочем, скептиков, не говоря уже об оппонентах, и раньше было немало. И на столбах нас обещали вешать, как только ГКЧП придет к власти. И фамилию свою остерегались назвать корреспондентам, их же призывая трубить о попрании демократии… Напряженность момента была нешуточной, это ощущалось даже здесь, за 2 тысячи верст от Москвы. Но все окупило моральное вознаграждение: его получили те, кто пришел на площадь у бывшего ДК «Геолог» после кульминационной ночи 21 августа! Никогда не забуду лица участников тогдашнего митинга. Глаза людей излучали не просто радость – надежду на перемены. И веру в то, что каждый из них не винтик Истории, а реальная действующая сила.
Многое изменилось с тех пор. И знамена демократии изрядно потускнели. И завоевания августа 91-го девальвированы. И рухнули надежды. И граждане заражены тотальным недоверием – к власти, друг другу. Но те, кто испил тогда глоток свободы, пережил духовное обновление, уже никогда не станут другими. Выходит, все было не напрасно.
Елена Суслова
«Тюменские известия» №143 (5351), 18.08.2011