Человек ‒ эпоха

Эта книга не просто о Шаф­ранике и, скорее даже, не о Шафранике, а о времени, орудием которого он был... Герой повествования ‒ образец того, что Россия держится на честных и от­ветственных лидерах. Если этого нет в стране ‒ страны нет. Его выбрало вре­мя, а время ‒ достаточно мудрая суб­станция: оно знает, кого выбирать. «Вот, руководствуясь собственным мнением, скажу, что Шафраник, кроме мужских ипостасей, ‒ это еще и концентрация нашего времени», ‒ отметил на презен­тации автор книги, тюменский писатель и журналист Анатолий Омельчук.

Мы же в свою очередь приведем неко­торые выдержки из различных интервью автора с героем книги.

Анатолий Омельчук: Мы вас знаем как сторонника Махатмы Ганди. Против насильственных методов (смех). Как же все-таки брали большую «красную оппо­зицию», оставаясь в меньшинстве?

Юрий Шафраник: Главное ‒ ве­рить, что делаешь правильно. Если это Ганди (смех), то Ганди как раз верил: делает благо. Верить, что правильно, проявлять твердость и не срываться на митинговщину. То, что выплескивается и перехо­дит из управляемого процесса в не­управляемый. В 90-м в этом здании (в прошлом ‒ Дом Советов. ‒ Прим. ред.) мы приняли Концепцию раз­вития Тюменской области. Я и сей­час горд, что нам удалось это сделать. Потом появился указ президента, закон «О недрах» 92-го года. До 2000 года 45% областного бюджета ‒ по закону об­ласть жила этим. Почти половина. Прямые дивиденды от тех решений! Государственный аспект, о котором вы упомянули, ‒ Россия, Союз, наци­ональный флаг, ‒ шла борьба старых подходов с новыми. Я не говорю про окраски ‒ красные, белые. Шла очень тяжелая борьба. Оппоненты клонили к тому, чтобы написать комплекс по­становлений, как бывало при партии, как в перестройку. Будто эти поста­новления кто-то стал бы выполнять. Я лично не верил, что постановления помогут. Другая группа отстаивала полную анархию: вообще давай от­кажемся нефть качать. А третья ‒ мы: зарождали концепцию недропользования. Мы сумели ее принять, и такой подход захватил не только нас, но и потом всю Россию. Очень правиль­ное, твердое решение. Не драматичное, стратегически крайне верное. Передовым тюменским путем пошла и вся Россия.

Здесь, в этом здании, было бурное вре­мя, бурные дни. Наверное, по тем време­нам ‒ дни и ночи?

Смена власти произошла. Рыча­ги власти утеряны. Все-таки существовала государственная машина на базе партийной системы. Хотя сидим в высоких кабинетах и ста­тус великий, но механизмы только-только налаживаются и создаются. И хорошо, что в этом здании мы не ошибались стратегически. Мы оши­бались помелочно, но это улетало. Стратегически ‒ не ошибались. В тот драматичный период, считаю, ни ямальские лидеры, ни хантыйские, ни в целом тюменские лидеры, к ко­торым по судьбе относился тогда и я, не сделали стратегических ошибок.

Последний день в губернаторском кабинете не помните?

Ярко не помню. Помню главное, безусловно. Это было третье при­глашение и просьба перейти в Мо­скву. Я понимал, что от двух первых призывов я слишком легко отде­лался. Однажды Ельцину пришлось объяснять, что Тюмень ‒ это такая вещь... Борис Николаевич слож­ный, вы понимаете?

Президент врубился?

Полностью, и понимал. Но от таких предложений и приглаше­ний три раза не откажешься. А во-вторых, по профилю ‒ нефтяной министр. Не рвешься, но невольно жизнь ведет.

Шафраник иногда производит впечат­ление простодушного человека...

Такой и есть.

Но...

Открытый и простой (смех).

В любом случае в таких зданиях и в таких делах без интриг не обойдешься. Как простодушный губернатор от ин­триг защищался и спасался?

Один рецепт у меня был. Глав­ный: чем открытей и прямей ‒ тем лучше. Так слетает...

Обезоруживает?

…слетает. Только ты втянешься в борьбу, в интриги ‒ все обязатель­но проиграешь. Почему? Потому что... Я, по крайней мере, в интриге не профессионал. Поэтому точно проиграю. Спасают открытость и прямота. И время светлое.

Это тюменское-то время светлое?

По памяти назад, думаю, да. До­стойное, достойное. Светлое ‒ по­жалуй, чересчур оптимистично. Трудно было.

Жалко было прощаться с Тюменской областью?

Очень. Действительно было два серьезных разговора президента со мной. В 91-м ‒ в команду Гайдара и Бурбулиса. И в 92-м ‒ в прави­тельство Черномырдина и на пост министра ТЭКа. Мне удалось убе­дить ‒ не отказаться, а убедить, что Тюмень ‒ на переходном этапе, нельзя просто так бросить, нельзя замены-пертурбации на переправе делать. В третий раз трудно отказы­вать. Соблазняло и профессиональ­но: смотри, Юра, от слесаря и... до министра. Это ведь сидит в подсо­знании где-то.

Когда и как родилась идея реструкту­ризации именно нефтепрома: создание мощных, вертикально интегрированных компаний? Мировой опыт или?..

Мировой опыт. Я и сейчас по­вторяю: надо отделять создание компаний от приватизации. Это разные вещи. Но они наложились. И по времени, и по существу. Это уж, извините, политика, так ре­шили политически. Но это разные процессы. Создание компаний ‒ крайне правильный процесс. Сей­час это видно. Пытаюсь разделить понятия. Что мы взяли? Создали мощную компанию, потом отда­ли в частные руки. За один день. Мировой опыт, мировые тенден­ции, особенно сейчас, о другом свидетельствуют ‒ укрупнение компаний, глобализация. От это­го не уйдешь. И второе: указ по Тюменской области ‒ самый пер­вый документ легальный...

Оттуда все?

Легальный, он дал толчок. Пре­зидент Ельцин должен был подпи­сать, он был согласован 19 августа (ну, я шучу, что именно из-за него и началось ГКЧП), но подписан он только 19 сентября. Впервые в офи­циальном документе была озвучена концепция развития: платное нед­ропользование, государственная собственность на недра, вертикаль­но интегрированные компании, свободные цены, ну и остальные серьезные аспекты.

Прощался с «Лангепаснефтегазом»... Прощался с Тюменской областью, про­щался с Минтопэнерго... Самое трудное прощание?

Все, что относится к родине, от родного Карасуля до Вартовска, Лангепаса и Тюмени ‒ не могу сказать, что взял и простился. Этого в душе никогда не будет. Как могу, максимально сохраняю ни­точки человеческих отношений, личностные связи и маленькие проектики. Что значит с родиной проститься? Это что, похоронить в себе, что ли? Это не подходит.

Другое дело ‒ ностальгия. Иногда прямо сейчас, сегодня хочется ле­теть домой.

С министерским креслом? Я же министром ТЭКа явно пересидел около года, почти лишний год. Быть министром в такие време­на четыре года ‒ просто устаешь, психологически тяжело. Все равно наступает время, когда, слушай, ну... на выход. Понятно: отстав­ка, а это обязательно больно. Что тут скажешь. ..Но я был готов и уже сам этого желал. Правда, хотел возглавить национальную нефтяную компанию страны. Но, как гово­рят, «определенные силы» не допу­стили. Не подпустили. Опустили. Прощание с министерством, от­ставка ‒ тяжело, хорохорься ‒ не хорохорься.

Но объективно это и счастли­вый момент. Сейчас аж прямо с улыбкой вспоминается. Особенно посмотрев, как подряд менялись министры. С доброй улыбкой, с переживанием: дай бог, чтобы ми­нистерство сумело восстановить функции и свой потенциал, кото­рые имело при нас. А за себя раду­юсь: вовремя. Прощание, пережи­вание, но и ‒ другая жизнь. Мы начали другую жизнь. Я.

Испытания укрепляют характер? В вашей жизни случилось много матери­ала для подобного укрепления?

Я сам считаю, давно думаю, с ран­них лет, особенно для мужчины испытания точно нужны. Если он не научится преодолевать ‒ мо­жет не состояться. Мастерами свое­го дела становятся через труд и ис­пытания.

Насколько для вас важно, что в этой жизни есть смысл?

Можно порыться: есть ‒ нет? От­ветить вам как провокатору?

Сам никогда этим вопросом не зада­вался и не задамся?

Почему? Задаюсь и задавался. Но если серьезно отвечать, не ковыря­ясь чересчур: в преодолении самого себя и решении сложных проблем и есть смысл жизни. Жизнь ‒ сама испытание и преодоление и сама по себе смысл. Утром встаешь, смо­тришь в окно, выходишь на улицу ‒ благодать. В любое время года. Уже смысл.

Можете себя представить без дела?

Не могу.

А ведь надо!

Если мастер при деле, ему не обязательно держать инструмент в руках. Возраст возрастом. Я счи­таю, дел должно быть несколько, ролей ‒ несколько, жизней ‒ не­сколько. Когда у тебя одно дело от­падает ‒ рядом укрепляется другое.

У вас есть опыт круто менять дело жизни?

Есть.

Душа ломается? Изгибается?

Подвергается испытанию. Я ду­маю, около семи у меня случилось поворотов. Когда дело, должность, место, ситуация совпадают с тем, что ты знаешь точно и что хочешь, даже во имя чего, тогда испыта­ние ‒ для души. Но все равно ис­пытание.

Ваше поколение в России пережило не­сколько эпох?

Думаю, да. Мы еще захватили эпоху после войны, видели людей, вернувшихся инвалидами, особен­но в 50-е годы, в начале 60-х. Очень много было калек на улицах, в со­седях. У нас сосед, умер уже давно, разведчиком прошел войну. Это эпоха со своей правдой, которую дай бог памяти сохранить. Мы в Тю­мени эпоху создания нефтегазово­го комплекса захватили. Не просто слышали ‒ участвовали. Не устаю повторять: осознание важности и грандиозности этого подвига еще не пришло. Такого не было в мире по объему, по срокам, по темпам, по масштабам. Это воспитывало. А какие учителя были! Какие орга­низаторы! Дай бог их имена почаще вспоминать. Излом 90-х годов. Уже три эпохи можно насчитать только в Тюменской области.

Вы могли бы лаконично, по Эйнштей­ну, всего в пяти знаках, вывести форму­лу времени, в котором мы сегодня жи­вем? Нашего времени, XXI века?

Я мыслю, идет перелом. В пере­ломе чрезвычайно важно быть собранным. Это испытание для всех. Испытание собственностью, дележкой, соблазнами времени, ложными вызовами, бизнесом. Мо­лодые люди могут растеряться. Пе­релом, испытание и мобилизация ‒ я бы такие слова применил.

В формуле вертикально интегрирован­ных нефтяных компаний Шафраника зало­жены сегодняшние неожиданности разви­тия нефтепрома? Или формула актуальна и востребована только для начала 90-х?

Решение абсолютно, перспектив­но верное. Не потому, что я один из соавторов.

Один из соавторов? Не главный идеолог?

Не могу сказать.

Кто же главный идеолог?

Главный идеолог ‒ жизнь. Во всем мире нефтяные компании вертикально интегрированы.

Первый номер ‒ жизнь, второй ‒ Шафраник?

Соглашусь на второй. Это мировой опыт. Эффективность свою наши нефтяные компании уже доказали, вышли в мир. На равных русская нефтянка конкурирует на мировом рын­ке. Это успех. Но обязательно нужно отделять приватизацию и структур­ные изменения. Не говорю о том, что нефть попала в частные руки. Государство, политическая воля лидеров, отечественные законы ре­шили, чтобы большая часть наших нефтяных компаний ушла в частные руки. Но я от этого отодвигаюсь. Это не решение профессионально­го нефтяника министра Шафраника, это политическое решение страны.

Проблемы не в самих вертикально интегрированных компаниях ‒ они укрепляются. Но мы же хотели соз­дать тысячи малых и средних нефтя­ных фирм ‒ на новых маленьких, средних месторождениях, на отра­ботанных старых добротных участ­ках. В1996году еще 12% родной неф­ти эти малые компании добывали, а сейчас всего 4%. Их стало меньше, гиганты пожирают. Безусловно, от­рицательный процесс. Неблагород­ный, неблаготворный. Энергию неф­тяных монстров нужно направить не на деление, а на созидание. Это глав­нейшая экономико-политико-философская проблема нашего времени в нефтяном деле.

Когда вы работали главным тюмен­ским начальником, северными окружны­ми начальниками командовали? Или ис­ключительно договаривались?

Я попал в период, когда Тюмен­ский Совет стал областным Советом. Я получил статус губернатора, но уже не командовал или еще не ко­мандовал. Я испытал жуткий шок, потому что как генеральный дирек­тор был воспитан авторитарно: учи­теля великие, но воспитали меня как авторитарную личность.

Тоже авторитарно?

А что? Это же отлично! На произ­водстве заменой авторитаризму мо­жет быть только гениальность. Мне командовать ничем не пришлось. Я осторожный в оценках, мне хочет­ся думать, мы поставили четкую за­дачу ‒ платное недропользование, закон о недрах и президентский указ. Это три великие задачи, которых мы практически добились. Кормили 10 лет Тюменскую область и округа, потому что получили адекватные финансовые ресурсы из отечественного бюджета от тонны нефти. Наши разумные достижения объединили в жуткой по­лемике и борьбе округа и область, мы вместе двигались к этим решениям и документам. Это пример благой па­раллели. Лично я так это оцениваю.

Приходилось поступаться принципами в жизни? Ради чего?

Ради результата. Если приходилось.

Достаточно часто?

Думаю, да. Пример ‒ указ Прези­дента РФ, который мы тогда делали по Тюмени. Сплошной компромисс. Ко­нечно, принципами поступались. Хо­тели одно ‒ получили другое. Но оно сыграло во благо Тюмени, да и России.

Можете честно признаться: я человек компромисса?

Я человек, который ставит цель и считает, что нужно достичь результата.

Как прочитываете странную формулу поэта Иосифа Бродского: «Север ‒ чест­ная вещь»? У вас большой северный стаж?

Почти 20 лет. За 25 лет в Тюмен­скую область приехало 7 миллионов рабочих, уехало (вернулось, сбежало) 5 миллионов человек. Это ж какая человеческая мясорубка! Но 2 миллиона в сухом остатке. Остав­шиеся ‒ уже земляки, сибиряки. По­лагаю, они считают себя коренными. И мы, кто родился в Тюменской об­ласти, должны всячески приветство­вать их. Самолюбие придерживать.

Честная вещь ‒ Север?

Честней, чем другие территории.

Если жизнь игра ‒ когда шла карта?

Когда преодолеваешь. Преодо­лел, и хотя тяжело очень ‒ начинает идти карта. Я точно уверовал, толь­ко через пот и преодоление может пойти карта.

На ваш взгляд, сегодняшняя Тюмен­ская область ‒ это островок (может быть, вообще оазис) благополучия в со­временной России?

Нет. Островки есть идругие. Видны. Пример. Вчера был в Ишиме, в родном Карасуле. Простой парень из Ишима взял то, что в Карасуле было броше­но, ‒ тепличный комплекс. Работает и производит. Молодец! Взял и то, что на свинокомплексе рухнуло, ‒ у него работает: небольшая линия мясопереработки. На таких парнях страна будет держаться. Я его в глаза не видел, но если он это сделал, сумел, создал ра­бочие места, возродил производство и оно работает ‒ заслуживает крайне­го уважения. Островок за островком. Я побеседовал с Владимиром Ковиным, с Виктором Рейном ‒ каждый рассказал о тех или иных «островках». Геннадий Чеботарёв занимается у нас в Тюмени тем, что я бы назвал духов­ностью. Юрий Осипов, академик из Тобольска, президент РАН, возглав­ляет фонд «Возрождение», строит в Тобольске академический стационар. Абалакским монастырем занимаются и тюменцы, и тоболяки. Тобольск счи­таю знаковым центром Тюменской области ‒ все-таки в Тобольскую гу­бернию Аляска входила. А что может быть круче мощного облика Тоболь­ского кремля? Я бы предложил нашей тюменской власти в новом качестве рассмотреть Тобольск ‒ как сильный знак объединяющего духовного нача­ла Тюменской области.

Журнал «Тюмень», №11, 2013 г.

На снимке: Подписание соглашения между Тюменской областью и Европейским банком реконструкции и развития (Лондон, 1992 г.)