Что такое энергетическая революция

На вопросы журнала «Эхо планеты» о состоянии нефтяного рынка и его перспективах отвечает глава Совета Союза нефтегазопромышленников России, экс-министр топлива и энергетики РФ Юрий Шафраник

‒ Разведанные запасы нефти во всём мире на начало 2012 года составили 1,65 триллиона баррелей ‒ на 2 процента больше, чем было год назад. Такого количества запасов, по подсчёту компании Вritish Рetroleum, хватит на 54 года. Достаточен ли такой запас, чтобы человечество успело перейти на другие источники энергии?

‒ Сколько работаю нефтяником – от слесарского периода до сегодняшнего дня, столько сталкиваюсь с разговорами о том, насколько хватит нефти. К этому обычно добавляют ещё одну тему: завтра, мол, появится какое-то другое топливо, и нефть будет не нужна. Жизнь показывает: это всё абсолютно несостоятельные тезисы, развитие идет по другому пути. Разведанных запасов нефти становится не меньше, а больше. Когда лет пять назад заговорили о переходе на биотопливо, и под его производство собрались вырубать чуть ли не все леса в Бразилии, тут же бразильцы открыли крупное нефтегазовое месторождение.

В результате таких открытий нефтяная карта мира выглядит сегодня совсем иначе, чем еще пару десятилетий назад. Наряду с традиционным нефтегазовым меридианом, соединяющим по одной оси Ямал, Туркмению, Иран, Ирак, Кувейт и Саудовскую Аравию, теперь появился и основательно укрепился канадско-американско-венесуэльско-бразильский меридиан. На данной оси за последнее десятилетие открыты огромные резервы углеводородов, растут объемы добычи и укрепляется нефтегазовый фактор.

Подчеркну: буквально последний год перестали говорить о возможном пике добычи. Обратите внимание: пик добычи все время отодвигается в будущее. А если он когда-то и будет достигнут, то не из-за того, что нефти разведано много или мало, а потому, что он определится в соотношении с другими видами энергии и во взаимоотношении человека с потребляемой энергией. Причём определить, когда все это произойдет, мы сможем только постфактум. И вот тогда сможем сказать: «Да, в такой-то период был пик добычи».

‒ Не секрет, что относительно легкодоступная нефть практически уже вычерпана. Имеются ли в распоряжении нефтедобывающих стран технологии, позволяющие добыть все реально продекларированные запасы?

‒ Эпоха дешевой нефти действительно закончилась. Запасы становятся более трудноизвлекаемыми и располагаются на бόльших глубинах. Растут требования к тому, чтобы добыча была безопасной в экологическом плане, а это ведет к огромным затратам. Сто или пятьдесят лет назад кто думал о какой-то аварии на скважине? Ну, горит и горит… А сегодня любая авария – регионального масштаба или международного, как в Мексиканском заливе – становится притчей во языцех во всех информационных и иных кругах, вплоть до политических.

Нефтью мир обеспечен на много десятилетий, а может быть, и столетий вперёд. Если говорить о России, то ее обеспеченность тоже вполне достаточная. Однако переход от «легкой» нефти к «тяжелой» у нас оказался трудным. Если посмотришь, какие были дебиты скважин 30 лет назад и какие сейчас, то, как говорится, почувствуешь разницу ‒ десятикратную. А значит, самотлорский период богатой добычи 1970-80-х годов давно закончился. Затраты на добычу нефти в России кратно возросли и продолжают расти в очень заметной прогрессии.

‒ В 2000-м году нефть стоила 25 долларов за баррель, в июле 2008-го достигла предела – 147 долларов за баррель, сейчас стоит около 110. Почему так резко за последнее десятилетие ‒ даже с учетом предыдущего кризиса ‒ выросла цена нефти?

‒ Разумеется, не оттого, что ее стало меньше. Не стало. Но разведка и добыча потребовали кратно бόльших затрат. Мы стали уходить на другие глубины, на шельф, а это повышает затраты на добычу даже не в 2, а минимум в 3‒4 раза. В 1998 году освоение основных нефтегазовых месторождений полуострова Ямал оценивалось в 30‒45 миллиардов долларов. А через каких-то 10 лет – в 2008 году ‒ уже заговорили и о 200 миллиардах! Разведка, добыча, обустройство месторождений стали требовать совершенно других денег.

Во-вторых, возросла потребность в нефти. Мировая экономика за последние 12 лет стремительно развивалась, особенно если иметь в виду Азию. Потребление углеводородов динамично росло все эти годы. Оно несколько снизилось в кризисные 2008‒2009-й, но общая тенденция неизменна.

Третий фактор – это финансовые рынки. В мире крупными финансовыми структурами, особенно банками (при государственном попустительстве), было надуто множество финансовых пузырей, и значительная часть из них в 2008 году лопнула. При этом деваться деньгам ‒ даже дутым ‒ было некуда. Соответственно, они стали перетекать в базовые продукты. В первую очередь ‒ в нефть, затем – в металлы.

Четвертый важный фактор – энергетическая политика добывающих стран, проявляющаяся в том, что мы называем ресурсным национализмом. Он обусловлен тем, что потребляющие страны – а у нас все страны «восьмерки» в основном потребители углеводородов – с тонны нефти впрямую и совокупно получают намного бόльший экономический эффект, чем страны добывающие. Этот процесс идет еще с 70-х годов – с появления и укрепления ОПЕК. Иногда ресурсный национализм прямолинеен: повысить налогообложение добывающих компаний, ограничить допуск иностранного присутствия, увеличить размеры платежей на социальные и другие нужды… Иногда он более гибок – финансы добывающей стороны вкладываются в западные технологии с попыткой «перетащить» их на свою территорию.

За последние два десятилетия фактор ресурсного национализма почти во всех странах, в том числе и в России, резко усилился. Произошла либо прямая национализация нефтяного сектора, либо усиление государственного влияния через гибкие рыночные механизмы – чтобы, опять-таки, оставить больше средств и технологий на своей территории.

‒ Исследование журнала Forbes показало, что в современном мире цена на нефть лишь на 20 процентов зависит от себестоимости добычи и еще на треть от соотношения спроса и предложения. Не менее половины окончательной цены определяется степенью политических рисков, а также действиями биржевых спекулянтов. Согласны ли вы с тем, что именно эти факторы и в такой пропорции воздействуют на стоимость барреля? Возможна ли (и при каких условиях) ситуация, когда цена нефти вернется к уровню менее 10 долларов за баррель, что наблюдалось еще сравнительно недавно ‒ лет 15‒20 назад?

‒ Такая ситуация невозможна. Вероятны колебания, это естественно, потому что мир очень неустойчив – и финансово, и политически. Сюда стоит добавить и экологические катастрофы типа фукусимской, которые трудно даже предсказать. Поскольку нефть – это международный товар, его цена очень тонко реагирует на все эти факторы. Тем не менее, если не брать в расчет какого-то совсем уж тяжёлого форс-мажора, я не думаю, что цена может быстро упасть больше, чем на 20 долларов за баррель. Для России, правда, такое падение было бы весьма тяжёлым, но для мира – это практически ничего. Вместе с тем цена нефти может и вырасти на 10‒20 долларов. Кратковременно. Это в перспективе до 2020 года.

‒ Альтернативные (возобновляемые) источники энергии, по данным ООН, составляют уже 8,6 процента от всего энергетического рынка, и эта цифра год от года увеличивается. Как влияют на состояние мирового рынка нефти и на цену барреля усилия ведущих стран по производству альтернативных источников энергии?

‒ Они влияют, а цена растет. Надо учитывать, что все альтернативные источники энергии «проявились» и стали развиваться на фоне роста цены на нефть. Потому что не может даже самое богатое государство дотировать разработку и внедрение альтернативных источников энергии в больших объемах и очень долго. На стадии разработки новых технологий, реакторов, установок государство обязано обеспечивать прямую либо косвенную поддержку. Но впрямую и долго стимулировать реализацию энергетической мечты невозможно – не выдержит никакая экономика. Поэтому именно для удачного будущего альтернативных источников тоже нужна высокая цена на нефть!

‒ Считается, что мировой нефтяной рынок более структурирован и управляем, чем газовый, благодаря наличию ОПЕК. Эта организация стран-экспортеров нефти контролирует две трети всех разведанных запасов нефти и обеспечивает 40 процентов её мирового экспорта. Насколько в современных условиях ОПЕК обладает контрольным пакетом на мировом рынке нефти, чтобы диктовать ему свои условия – как по объемам продаж, так и по ценам?

‒ Потребитель всегда прав – это аксиома. Но все-таки производители нефти, в том числе и в лице ОПЕК, всегда влияли на рынок достаточно серьезно. И это влияние до сих пор в какой-то мере играет стабилизирующую роль. Но я считаю, что самым важным стабилизирующим фактором на мировом рынке нефти в последнее десятилетие была Россия. Представьте: цена на нефть с 2000 года по сегодняшний день выросла более чем в пять раз! Такой восходящей динамики мировая экономика могла и не выдержать. И давайте представим на минуту, что за этот период Россия не увеличивала бы объемы экспорта, а просто бы добывала её ‒ и всё. Тогда мировая цена на нефть «улетела» бы не за 140 долларов за баррель, а за 240 долларов. Но именно Россия в это время увеличила в два раза экспорт нефти и нефтепродуктов. И стала, можно сказать, самым устойчивым производителем по объемам общей добычи. И когда Россию обвиняют в том, что она использует энергетический фактор для давления на другие страны, хочется спросить критиков: а если бы мы не продавали вам нефть, что бы вы делали? Наверняка записали бы нас во враги, которые имеют нефть и газ, но никому их не дают.

‒ По данным Международного энергетического агентства, Соединенные Штаты обладают запасом в 4 миллиарда тонн нефти, из них 100 миллионов тонн находятся в стратегическом запасе страны. В последнее время много говорится о том, что Америка готова вскрыть свои авуары, поскольку её не устраивает высокий уровень цен, сложившийся на мировом рынке. Насколько это реальный сценарий, и как его реализация повлияет на общую ситуацию на рынке нефти?

‒ Уже влияет. На стыке нулевых и десятых годов фактор американской нефти и газа стал очень важным в мировом энергетическом раскладе сил. Только непрофессионалы могли сказать пять лет назад: мы насытим сжиженным газом Америку. Ну как это сделаешь, когда они уже 20 лет целенаправленно занимаются сланцевой нефтью, сланцевым газом, угольным метаном, другими нетрадиционными видами нефти и газа! Государство там способствует разработке новых технологий, налоговую систему сделало гибкой. Такие успехи не за один день достигаются…

‒ Ведущие мировые аналитические центры выдают прямо противоположные прогнозы относительно грядущей цены нефти. Согласно аналитическому докладу Citigroup, в ближайшей перспективе цена нефти может упасть до 80‒60 долларов за баррель (из-за появления все новых разведанных запасов, а также альтернативных источников энергии), а по оценкам центра Нуриэля Рубини – наоборот, взлетит до 150‒200 долларов (из-за политической напряженности на Ближнем Востоке и в других нефтеносных районах). Какой из этих прогнозов, на ваш взгляд, точнее и почему?

‒ Иногда говорят: идет энергетическая революция (один лишь сланцевый газ чего стоит!) А вот для меня как для нефтяника революция – это то, что происходит, например, в Техасе, старейшем нефтяном районе мира. За последние 5‒6 лет в этом штате, не открывая гигантских месторождений, подобных нашему Самотлору, почти в два раза нарастили объем добычи. Благодаря тысячам мелких месторождений и малых компаний увеличили добычу нефти с 50 до 100 миллионов тонн. При этом стоимость газа для промышленных предприятий за тот же период «уронили» с 212 до 90 долларов за тысячу кубов. Вот это настоящая революция! Представьте, какой мощный экономический импульс получил Техас всего за несколько лет! И что, какое-то чудо произошло? Нет, конечно. Это закономерный результат целенаправленных, скоординированных действий центральной и региональной властей, учитывающих общемировые тенденции, которые уже очевидны или только предсказаны.

И у нас есть схожий пример – Татарстан, один из старейших нефтяных регионов страны. Может быть, не такой яркий пример, но уже на протяжении 20 лет там не только не падает, но увеличивается объем добычи ‒ во многом за счет трудноизвлекаемых запасов. Применение новых методов извлечения и нефтеотдачи в республике дает возможность добывать более 30 миллионов тонн ежегодно. А если бы государство больше занималось отраслевым стимулированием этого региона, то добыча тяжелой нефти (здесь почти канадский вариант нефтеносных песков), безусловно, росла бы еще активнее.

Конечно, успехи не могут достигаться лишь изменением налоговой системы. Должен использоваться комплекс мер. Особенно необходимы новые технологии. Мы «просели» с технологическим развитием за последние 20 лет после развала Союза. Замечу, что только за 2001–2011 годы российский машиностроительный импорт вырос (в долларовом исчислении) в 14 раз, а собственное производство машин и оборудования всего в 2 раза. При этом стоимость импортного оборудования в два раза превышает стоимость продукции собственного производства. Да, пока нам приходится многое импортировать, но никак нельзя оправдать закупку даже суперсовременной западной техники, особенно за государственные средства, без ее дальнейшего воспроизводства на российской земле.

‒ Если вернуться к цене на нефть – каков ваш прогноз?

‒ Я уже сказал, что за последнее десятилетие цена на нефть выросла более чем в пять раз. Сейчас мы (т.е. Институт энергетической стратегии) прогнозируем (если «убрать» инфляцию) 110‒115 долларов за баррель на 8 лет вперед. Колебания возможны, поскольку нефть – мировой товар. Мало ли: вдруг Япония сократит потребление углеводородов, или Китай остановится в экономическом развитии, или случится где-то большая война. Эти колебания я оцениваю в 20 процентов, ну максимум в 20 долларов. Правда, есть вопрос: 20 долларов спада для нас ‒ тяжело? Да, очень тяжело. Если цена год держится на 110 долларах и упадет до 100 – это уже тяжело. А если упадет на 20 долларов – крайне тяжело. И не надо говорить только о бюджете. Бюджет – важная составляющая, но это один из факторов общей экономической системы государства. Ты можешь сбалансировать бюджет, и при этом социальные потрясения уменьшатся. Но если цена нефти окажется критически низкой, начнут останавливаться предприятия, уменьшится сбыт продукции, сократятся рабочие места – и пошло-поехало. Как только падает цена, нефтяник что делает? Сбрасывает инвестиционную составляющую. Как только он это делает, заказы строителям, машиностроителям прекращаются – и все рушится по цепочке.

‒ Наличие собственной нефти ‒ это благо для России или «проклятие», которое влияет на методы и темпы развития экономики, а также на политические процессы в стране?

‒ Нет, это не проклятье. Люди, которые так говорят, либо полные непрофессионалы в экономике, либо в жизни ничего не создавали, либо вообще историю не знают. Какое же это проклятие, когда это Богом данный нам стартовый капитал для развития всего, чего мы пожелаем? И не надо, как это было, проводить коллективизацию, не надо отбирать у церковников золото, не надо доводить людей до нищеты, чтобы собрать деньги на индустриализацию. Надо просто вести разумную, целенаправленную экономическую политику.

‒ По данным Минфина РФ, в 1999 году нефтегазовые доходы составляли 18 процентов от всех доходов российского бюджета, в 2012 году составят 54 процента. Означает ли это, что современная российская экономика критически зависит от нефти – от экспорта и цены? Как эта зависимость влияет на экономические показатели развития России?

‒ Зависимость, конечно, огромна. В 2010 году экспорт природных ресурсов принес в российскую казну 394 миллиарда долларов, из них 302 миллиарда ‒ это нефтегазовая составляющая, причем нефть и нефтепродукты принесли 257 миллиардов долларов. А несырьевые товары принесли только 10 миллиардов. Учтем еще, что мы импортируем оборудования в 2 раза больше, чем мы производим.

Эту зависимость надо стремительно уменьшать. Политическое руководство страны точно определило: на фоне глобальных изменений, в том числе и в энергетическом секторе, мы должны кардинально ускорить процессы диверсификации национальной экономики и её технологическое обновление. Нужно переходить к новому технологическому укладу.

Ресурсы роста за счёт использования ранее созданных мощностей практически исчерпаны. И не последнюю роль тут играет неблагоприятный инвестиционный климат: в силу разных причин – от незащищенности собственности до непредсказуемости ситуации, которая сложится через 2‒3 года. При этом мы постоянно шарахаемся: то пустим западных инвесторов, то не пустим, то они должны быть с российским гражданством, то нет, то «скачут» налоги… Между тем, нефтяное дело очень капиталоемкое и несет в себе огромные риски, поэтому требует минимум 10 лет стабильности. Ты должен разведать месторождение, обустроить его, запустить производство (хотя и за 10 лет не успеешь окупить вложенные средства). Нефтяной отрасли особенно нужна долгосрочная предсказуемость развития!

Беседовал Дмитрий Докучаев