Российская энергетика: вчера, сегодня, завтра

Юрий Константинович Шафраник, председатель Комитета по энергетической стратегии и развитию топливно-энергетического комплекса ТПП РФ (Федеральный Справочник «Топливно-энергетический комплекс России», выпуск 13, 2012 г.)

Добыча нефти в нашей стране в 2011 г. составила 511,4 млн т (+1% к 2010 г.), а добыча природного газа увеличилась более чем на 3% и составила 670,5 млрд кубометров. Можно было бы вспомнить популярную среди некоторых поговорку 90-х годов прошлого века: «Если есть скважина – жизнь налажена». В ней отразился тот факт, что в период крутого падения российской экономики стабилизировать ситуацию и создать предпосылки для последующего роста удалось главным образом благодаря доходам от нефтегазового комплекса. Думается, что сегодня неразумно уповать на то, что добыча и экспорт углеводородов помогут нам пережить и этот кризис.

Да, сегодня Россия занимает первое место в мире по добыче и экспорту нефти, первое место по экспорту и второе по добыче природного газа, третье место в мире по экспорту энергетических углей и 6-е по добыче, и в целом оценивается как второй после ОПЕК поставщик энергоресурсов на мировой рынок. «Благодаря значительным энергетическим ресурсам, говорится в докладе МЭА «Перспективы развития российской экономики, Россия продолжит оставаться краеугольным камнем мировой энергетической системы на протяжении ближайших десятилетий». С учетом этого хотел бы предложить вам свое видение событий прошедшего двадцатилетия и ожидаемого развития российской энергетики как фактора глобальной энергетической стабильности на предстоящие 20 лет.

Постараюсь остановиться на ключевых проблемах будущего развития энергетического комплекса в контексте современной инновационно ориентированной экономики.

Фундамент российской энергетики

К концу 60-х − началу 70-х годов в СССР и, разумеется, в России был создан мощный энергетический комплекс, вполне соответствовавший тогдашним мировым стандартам. Были развиты добыча нефти, природного газа, угля, производство электроэнергии − как на основе ископаемого топлива (газа, угля, ядерного топлива), так и на основе возобновляемых источников − прежде всего энергии крупнейших рек России (особенно Сибири), а также горных районов.

К его основным чертам можно отнести:

Тесная взаимосвязь различных сегментов энергетического комплекса.

Ориентация на реализацию крупных проектов (например, добычу нефти в СССР на 60% обеспечивали 6 месторождений, в газовой отрасли 3 месторождения давали почти 75% добычи и т.д.) В энергетике вводились крупные и сверхкрупные единичные мощности.

Направленность на централизованное управление всей системой: и электроэнергия, и газ, и нефть − все подлежало регулированию из единого центра (что было обеспечено соответствующей технологической системой).

Наличие целого ряда решений и подходов, которые составляли, как сейчас принято говорить, «ноу хау» иной (по особенностям функционирования и развития) энергетической системы − Единая система газоснабжения, Единая энергетическая система, тесная связь добывающих и перерабатывающих мощностей, что позволяло лучше использовать нефтяное сырье и т.д.

Следует отметить и ряд уникальных инженерных решений в области бурения (турбинное бурение), разработки и комплексного обустройства месторождений нефти и газа.

Низкий приоритет вопросов экономически эффективного освоения и использования созданных активов − нацеленность на постоянный рост физических объемов производства (Тюмень − «предельщики»).

Т.е., наряду с положительными моментами были и негативные − и доминирование одних над другими менялось во времени.

В 1970−1980-е гг. экономика СССР перестала расти. Она зависела от конъюнктуры мировых цен на энергоносители[1], на которую, в свою очередь, оказывала влияние неблагоприятная для СССР политика Запада. Экономика страны страдала от низкой эффективности капитальных вложений, низкой производительности труда, низкой конкурентоспособности продукции, отсутствия экономических стимулов. В энергетике также нарастали проблемы, связанные с низкой производительностью труда и нерентабельностью в угольной промышленности, кризисом добычи нефти из-за форсированного ее наращивания в предыдущий период, постоянной нехваткой мощностей в электроэнергетике. Все указывало на необходимость трансформации использовавшихся экономических механизмов, поиска более эффективных рычагов динамичного воздействия на экономику, сочетающих в себе разумное взаимодействие рыночных методов хозяйствования и государственного регулирования.

Однако так называемая перестройка, которая проводилась в СССР в конце 1980-х гг. с целью реформирования экономической системы страны, не сумела создать и внедрить новые методы хозяйствования, которые могли бы прийти на смену частично демонтированному государственному регулированию.

В результате к политическим реформам 1990-х годов экономика страны подошла явно не в лучшем состоянии. В этом, кстати, состоит одно из главных отличий наших реформ от китайских. Там внедрение рыночных методов управления и рыночных институтов осуществлялось постепенно в период политической стабильности под руководством правящей партии без радикального слома прежних механизмов управления и взаимодействия.

Ухудшение дел в экономике нашей страны, начиная с середины 80-х годов, совпало (отчасти было вызвано) резким снижением цен на нефть, что привело к росту социальной нагрузки на нефтяную отрасль.

В самом тяжелом положении оказалась угольная промышленность, которая была «последней в очереди» при получении инвестиций, материальных и финансовых ресурсов. «Пальма первенства» отдавалась нефти, газу и атомной энергетике.

В конце 80-х энергетический комплекс СССР словно бросили в последнюю атаку. Валовой подход к оценке результативности энергетического сектора вошел в противоречие с ресурсными (финансовыми и материальными) возможностями экономики.

Если бы ту энергию созидания, которой располагала страна в тот период, можно было направить на рост эффективности ТЭКа, мы, как говорится, свернули бы горы.

Тем не менее, в целом к началу 90-х годов мы имели базу, которой по основным показателям могли позавидовать (на тот момент) многие страны мира (не говоря уже о странах БРИК).

Отличительная особенность заключалась и в том, что производственный потенциал энергетического комплекса СССР, в том числе и России, значительно превышал (и превышает до сих пор) внутренние потребности страны. Именно это обстоятельство позволяет говорить о глобальной роли энергетического комплекса России.

Считаю, что имела и до сих пор имеет место неверная оценка того, от чего мы отказались, от чего ушли. До сих пор плохо знаем, какое наследство нам досталось: не знаем в полной мере преимущества и особенности энергетического комплекса, созданного в условиях плановой экономики. Это знание позволило бы избежать в настоящем многих ошибок и просчетов и обеспечить менее болезненный переход к функционированию в условиях экономики, построенной на сравнительно конкурентных началах.

Ответом на нарастание противоречий между возможностями экономики и потребностями, в том числе энергетического комплекса, стало проведение так называемой радикальной экономической реформы.

К сожалению, слабая подготовленность реформ − прежде всего с точки зрения учета отмеченных выше особенностей созданного производственно-технологического потенциала, а также некритичное следование чересчур обобщенным рекомендациям (таким, как Вашингтонский консенсус) привели к значительным просчетам в процессе их проведения.

Просчет первый − фетишизация частной собственности и чрезмерная, я бы сказал, примитивная вера в силу «невидимой руки рынка». Переход от госсобственности к частной с учетом всех «параметров» России − исключительно сложная и многоаспектная проблема.

Просчет второй – неоправданно высокие темпы и динамика проведения критического этапа реформ: освобождение цен на энергоресурсы, либерализация экспорта нефти и, особенно, уход государства из сферы контроля воспроизводственных процессов (иными словами, обновления основных активов).

Просчет третий − залоговые аукционы и передача (продажей это назвать нельзя) колоссальных по стоимости активов «назначенным олигархам» (иначе нельзя назвать процедуру продажи компаний частным лица за деньги самих компаний).

Просчет четвертый − поиск чрезмерно упрощенных, так называемых антикоррупционных схем регулирования деятельности энергетических компаний в ущерб эффективности их функционирования. Это и введение налога на добычу полезных ископаемых (вред от введения этого налога очевиден − резкое снижение КИНа по разрабатываемым и вовлекаемым месторождениям), и чрезмерное расширение активов компаний с госучастием. В условиях зрелой нефтегазовой провинции (что характерно для России) доля крупных компаний зашкаливает разумные рамки − 95 % всей добычи нефти по стране (должно быть не более 60%).

Оценивая в целом деятельность реформаторов-радикалов, необходимо выделить два принципиальных момента:

1. Осуществляя приватизацию под лозунгом создания целого класса собственников, они не сделали ни шагу в сторону предполагаемой цели. Созидательная волна была подменена приватизационной лавиной, крушившей госсобственность в интересах тех, у кого были административные, коррупционные и даже криминальные возможности завладеть какими-либо активами. Естественно, что вместо социально и экономически полезного класса мы получили «олигархический Олимп» и массу деклассированных собственников (хочется сказать ‒ элементов).

Заложенная радикалами экономическая модель до сих пор продолжает добивать еле заметные «строптивые ростки» малого и среднего бизнеса. Этому способствует и законодательная система, позволяющая суду, прокуратуре и иным силовым структурам привлечь к ответственности практически любого бизнесмена, обвинив его, например, в мошенничестве. В тоже время законы и подзаконные акты почти не препятствуют произволу исполнительной власти и монополий в отношении всех, кто пытается создать собственное предприятие на свой страх и риск.

В итоге ‒ ни среднего класса собственников, ни миллионов новых рабочих мест, ни желаемого роста ВВП.

2. Радикалы полагали, что раздробление производственных комплексов приведет к формированию компаний на основе «здоровой конкуренции». И опять-таки цель была подменена средством. Конечно, создание конкурентной среды требовало большой работы и решения сложных, в том числе законодательных проблем. Зато дробить и делить несравненно проще, чем упорно созидать.

В итоге ‒ как яркий пример ‒ появление двадцати Уралмашей на территории прежнего мощного производства. Иначе как катастрофой это назвать нельзя.

Я категорически против подмены сложных понятий и процессов упрощенными смыслами и действиями. В 1917-м отобрали «все активы» у богатых, а жить стали хуже. Современная ‒ в противовес прошлому ‒ раздача «фабрик, заводов и пароходов» тоже только ухудшила состояние экономики и качество жизни абсолютного большинства граждан России.

Правда, надо признать, что корни современного радикализма были сформированы еще в рамках реформ советского периода. Наиболее негативный показатель этого процесса − принятый в 1987 г. «Закон о госпредприятии», выводивший государственную собственность из под контроля государства.

К счастью, наши радикалы и их помощники из различных межправительственных организаций реализовали не все свои просчетно-провальные замыслы.

Мне и команде, с которой я работал, будучи еще губернатором, а затем министром топлива и энергетики, с колоссальным трудом удалось «пробить» Указы Президента РФ за №1403 (от 17.11.1992 г.) «Об особенностях приватизации и преобразования в акционерные общества государственных предприятий, производственных и научно-производственных объединений нефтяной, нефтеперерабатывающей промышленности и нефтепродуктообеспечения», за №327 (от 1.04.1995 г.) «О первоочередных мерах по совершенствованию деятельности нефтяных компаний». Это позволило обеспечить формирование вертикально интегрированных компаний в нефтегазовом секторе и трансформацию головных структур управления нефтегазовыми холдингами в реальные центры прибыли и ответственности (пример ‒ преобразование государственного предприятия «Роснефть» в акционерное общество открытого типа). Кроме того, мы инициировали межотраслевую интеграцию, появление Закона «О недрах» и целого ряда постановлений правительства, что в целом определило особый путь реформирования всего топливно-энергетического комплекса.

Если бы с начала 90-х подобным образом велось реформирование авиационной, кораблестроительной промышленности, машиностроения, электроэнергетики, то инновационной и конкурентной была бы сейчас вся российская экономика.

Да, наша ‒ особая ‒ реформа не могла быть идеальной, поскольку осуществлялась не на отдельно взятом острове благоденствия, а в условиях всероссийского экономического хаоса. Тем не менее, я горд проделанной нами тогда работой, особенно проведением межотраслевой интеграции и практическим созданием производственной цепочки от скважины до бензоколонки.

А вот теоретически все это шло в прямом противоречии с постулатами Вашингтонского консенсуса, авторы которого далеки от понимания: Не рынок формирует технологические системы в энергетике, а на основе технологических систем формируются рыночные взаимодействия!

Я считал и считаю, что основной путь состоял в формировании рыночного сегмента вне созданных ранее технологических комплексов – на начало 90-х годов более половины участков недр, перспективных на нефть и газ, были «свободны».

Проникновение одного в другое и формирование на этой основе своей национальной модели в энергетическом комплексе − вопрос времени, преемственности, уважения к труду предшественников и, главное − понимание цели, к которой стремишься.

Основной результат нашей деятельности, я считаю, состоял в том, что нам удалось сохранить технологическую и организационную целостность энергетического комплекса.

Приводимый здесь график динамики отраслей промышленности в период 1992−2012 г. (Рис.2), пожалуй, наиболее наглядно демонстрирует тот факт, что сокращение добычи топливно-энергетических ресурсов в период общего падения экономики в 90-х годах было наименьшим среди остальных отраслей промышленности, а подъем в 2000-х годах ‒ наиболее динамичным.

Создание вертикально-интегрированных компаний − таких, как ЛУКойл, Роснефть, Сургутнефтегаз, Газпром, ТНК (затем ТНК-БП) − позволило не только преодолеть негативные тенденции начала 90-х гг., но и нарастить добычу и начать активное техническое перевооружение нефтегазового сектора (Рис.3. Соотношение прироста запасов и добычи нефти в 2000-2009 гг.)

В какой-то мере по первоначальному пути пошли в электроэнергетике − из состава РАО «ЕЭС России» были выделены компании с различными активами в различных регионах страны. Идея была сформировать конкурентный рынок электроэнергии и заинтересовать частных инвесторов в покупке данных активов и затем в обновлении основных активов. К сожалению, пока мы имеем недостаточный приток инвестиций и опережающий рост цен и тарифов (что вынуждает государство вводить ограничения).

ТЭК – главный фактор социально-экономической стабильности

Сегодня ТЭК продолжает играть ключевую роль в сохранении социально-экономической стабильности в стране (Рис.4. Отрасли ТЭК в экономики России в 2010 г.). В 2010 г., по данным Росстата, его вклад в валовой внутренний продукт РФ составил 31,3% (при этом доля нефтяной отрасли составила 16,7%, газовой – 11,8%, электроэнергетики − 2,3%, угольной промышленности – 0,5%). В экспорте РФ доля ТЭКа составила 66,9% (при этом доля нефтяников составила 33,1%, газовиков – 12,0%, угольщиков – 2,3%, электроэнергетиков – 0,3%). Налоговые поступления от отраслей ТЭКа в бюджетную систему страны составили 44,8%, в том числе от нефтяники заплатили в государственную казну 37,2%, газовики – 5,8%, электроэнергетики − 1,4%, угольщики – 0,4%).

Основой российского экспорта по-прежнему остаются топливно-энергетические товары. (Рис.5 Структура внешней торговли России). Их доля в январе-сентябре 2010 г. достигла 68,3% (в январе-сентябре 2009 г. – 66,3%), а стоимость по сравнению с соответствующим периодом прошлого года возросла на 41,1%. По сравнению с началом 2000-х гг. доля углеводородов в экспорте существенно увеличилась (с 50 почти до 70%). Причина, однако, лежит не в изменении реальной структуры экспорта, а в резком росте цен на углеводороды после 2004 года. Реальные объемы поставок как раз после 2004 г. практически перестали расти. Таким образом, реального ухудшения структуры экспорта не произошло.

Основными торговыми партнерами России в 2010 г. оставались страны дальнего зарубежья, доля которых в российском экспорте повысилась в 2010 г. до 86,3% (2009 г. – 84,4%), доля стран СНГ снизилась с 15,6% до 13,7%. (См. Рис. 6. Направления экспорта сырой нефти из России в 1990−2030 гг.)

В географической структуре крупнейшим экономическим партнером России остается Европейский союз (ЕС), на долю которого в 2010 г. приходилось 49,6% российского товарооборота (в 2008 г. – 52,2%). Удельный вес стран Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) во внешнеторговом обороте России вырос в 2010 г. на 2,8 процентных пункта до 23,5% (рис.7).

Рынок угольной отрасли несколько отличается от нефтегазового. В отличие от внутреннего рынка, на внешнем рынке российские угольные компании пока еще не сталкивались со спросовыми ограничениями. В 1995−2009 гг. экспорт российского угля возрос почти в 4 раза (рис. 6.20) до 97,1 млн т, а доля экспорта в объеме добычи выросла с 7,6% до 33,1%. Основу экспорта составляют энергетические угли (91,3% от общих поставок в 2009 г.). Экспорт коксующихся углей составил 9,0 млн т.

Рост поставок был обеспечен за счет стран дальнего зарубежья. Крупнейшими странами-импортерами российского угля являются Великобритания, Китай и Япония, на совокупную долю которых в 2010 г. пришлось 42% экспорта российского угля. При этом в страны АТР экспортируются в основном коксующиеся угли, а в Европу поставляются энергетические угли.

Рост экспорта был обусловлен благоприятной мировой конъюнктурой цен на уголь и стал одним из основных катализаторов возрождения российской угольной промышленности в 2000-е годы. В 2008 г. тенденция сломалась – вследствие мирового экономического кризиса произошло стремительное снижение мировых цен на уголь. Тем не менее, уже в 2009 г. цены восстановились, а экспорт продолжил рост, смягчив для отрасли последствия спада спроса в России.

Отдельную серьезную проблему экономики России составляет ее высокая энергоемкость, что, в общем, не удивительно для страны, исторически не испытывавшей недостатка в источниках энергии и по разным причинам, не уделявшей серьезного внимания энергозатратам на достижение производственных показателей.

Сейчас энергоемкость по показателю на единицу ВВП в России в 2 раза выше, чем в США и в 3 раза выше, чем в Германии, Франции и Японии.

Мировые тенденции в развитии энергоэффективности свидетельствуют, что за последние 30 лет, и особенно после 2000 г., энергоемкость мировой экономики снизилась в 2 раза (за последние 5 лет – на 25%).

Российская же экономика оказывается существенно менее энергоэффективной. Поэтому увеличение показателя энергоэффективности российской экономики является одной из важнейших задач в процессе модернизации и инновационного развития. Такая позиция прослеживается и в Энергетической стратегии России (ЭС-2030). Особенно следует отметить Указ Президента РФ «О некоторых мерах по повышению энергетической и экологической эффективности российской экономики» (от 04.06.2008 г.) и Федеральный закон «Об энергосбережении и о повышении энергетической эффективности» (от 23.11.2009 г.).

Россия обладает наименьшими показателями энергоэффективности не только среди развитых стран, но даже среди стран БРИК, для которых характерен энергоемкий тип ускоренного индустриального развития. (рис. 9, 10).

Ближайшие перспективы

«Если мы не изменим путь в ближайшее время, то, в конце концов, окажемся там, куда шли. Признаков столь необходимых изменений в тенденциях развития мировой энергетики практически не наблюдается. Несмотря на то, что стабилизация мировой экономики с 2009 г. имела скачкообразный характер и перспективы дальнейшего развития мировой экономики так и остались неопределенными, всемирный спрос на первичные энергоресурсы в 2010 г. вырос на 5%, и, соответственно, выбросы СО2 вышли на новый уровень. Субсидии, поощряющие расточительное потребление ископаемого топлива, увеличились до свыше 400 млрд долларов США…

Показатель энергоемкости в мире ухудшается второй год подряд. В центре внимания правительств оказалась проблема сохранения целостности государственных финансовых систем, отодвинув на второй план энергетическую политику и ограничив средства для стратегического воздействия…» (Перспективы развития российской энергетики, доклад МЭА, стр. 3, Париж, 2011 г.).

Для России это означает, что наш ТЭК будет по-прежнему нести основную социальную нагрузку, и в то же время его экономическая эффективность будет снижаться, сократится экспорт нефти, уменьшится устойчивость как самого комплекса, так и российской экономики в целом.

Поэтому, давайте, попытаемся подробнее проанализировать, что ждет российский ТЭК в ближайшие годы.

Как говорится, есть две новости: одна хорошая и одна плохая. Начну с хорошей. Перечислю основные результаты развития энергетического комплекса России, которые позволяют с уверенностью и оптимизмом смотреть в завтра:

Удалось преодолеть опасность распада и дезинтеграции ‒ имеем вертикально-интегрированные компании, в целом достаточно успешно обеспечивающие высокие уровни производства энергоресурсов.

Наиболее критическая отрасль энергетического комплекса − угольная − весьма успешно наращивает объемы добычи и уже преодолела "дореформенные уровни".

Россия выходит в новые районы добычи углеводородов и осваивает новые рынки (прежде всего, Юго-Восточную Азию и Китай).

Наметились сдвиги в освоении новых технологий и новых способов разведки, производства и транспорта энергоресурсов. Это касается, прежде всего, горизонтального бурения, 3-мерной сейсмики, новых технологий повышения нефтеотдачи пластов, производства СПГ, парогазовых установок и др.

Однако данные позитивные сдвиги и явления сами по себе не обеспечат динамичное развитие энергетического комплекса России в долгосрочной перспективе − то, что было хорошо вчера, уже не так хорошо завтра и совсем нехорошо послезавтра.

Среди нерешенных проблем следует отметить:

Несоответствие той организационной структуры энергетического комплекса, которая хорошо себя зарекомендовала в непростые годы реформ, задачам развития в новых ресурсных и глобальных условиях. И нефтянка, и газовая отрасли в значительной мере движутся «по накатанным рельсам» − налицо эффект затухания отдачи от проведенных ранее преобразований. С другой стороны, пример ОАО "НОВАТЭК" показывает, чего может достичь динамичная компания, тесно взаимодействующая с мировым рынком финансовых капиталов и технологий.

Остро стоит проблема обеспечения кардинального роста эффективности и повышения научно-технического уровня всего комплекса технологий и процессов, применяемых в энергетическом комплексе России.

Российскому энергетическому комплексу необходимо не просто перевооружение и модернизация, а коренная технологическая реконструкция, направленная на повышение гибкости и рост экономической эффективности в долгосрочной перспективе. Энергетический комплекс имеет значительный потенциал формирования спроса на отечественную наукоемкую и инновационно-технологичную продукцию. Взаимодействие энергетического комплекса России и инновационно ориентированного пути развития разработано пока еще весьма слабо. Почему-то доминирует точка зрения о необходимости повышения изъятии финансовых ресурсов из сектора с убывающей отдачей (к каковой причисляют всю энергетику) и перераспределения их в пользу отраслей «новой экономики».

Опыт и Канады и Норвегии показывает, что отрасли новой экономики возникают в первую очередь в сфере решения научно-технических проблем самой энергетики. И нанотехнологии и высокотехнологичная химия, не говоря уже об ИТ и композитных материалах, остро нужны при решении проблем Российской энергетики. К тому же у государства есть мощный рычаг формирования спроса на новые технологии в энергетике – лицензии на право пользования недрами и ведения различных видов деятельности. Мы задержались на этапе «распределительного» подхода к предоставлению прав пользования недрами. Необходимо сделать это право одним из рычагов привлечения крупного частного капитала к развитию новой, инновационно ориентированной, модели в энергетическом комплексе.

На протяжении периода реформирования мы оставались в рамках привычных представлений, в то время как мировая энергетика стремительно менялась. Мировой ТЭК не стоял на месте − развивались не только технологии, но и закладывались основы принципиальной новой энергетики со значительно большей долей и составляющей интеллектуального вклада (глубоководная добыча, сланцевый газ, тяжелые углеводороды, умная энергетика в целом).

Необходимо отойти от одностороннего понимания роли и места энергетического комплекса в России. Он – не только поставщик энергии, крупнейший работодатель и налогоплательщик. Это крупнейший социальный институт (точнее, конгломерат институтов). Общественная и социальная роль и функция энергетического комплекса пока не осознаются в России в должной мере. Данная функция состоит в обеспечении устойчивого и поступательного развития всего российского общества – от решения социальных проблем населения и до формирования новой экономики.

ТЭК России и мир

ТЭК СССР и России, начиная с 60-х годов, развивался не только для удовлетворения нужд страны, но также и стран Восточной и Западной Европы. Экономические реформы привели к значительному снижению энергоемкости национального дохода, что позволило увеличить экспорт целого ряда энергоресурсов. Россия в целом зарекомендовала себя как надежный и предсказуемый игрок на рынке энергоресурсов.

На первом этапе − примерно до 2000 года − экспорт энергоресурсов позволял решать внутренние экономические и социальные проблемы самым простым способом − за счет увеличения доходной части бюджета.

К настоящему времени зависимость бюджета от экспорта энергоресурсов представляется чрезмерной и необоснованной ни по политическим, ни по экономическим соображениям. Развитие по этому пути чревато всеми последствиями, присущими ресурсно зависимой стране. Мы исходим из того, что наличие своей обрабатывающей промышленности гораздо лучше, чем ее отсутствие (даже несмотря на не всегда высокую ее эффективность). Необходимо не ускоренное развитие производства энергоресурсов, а развитие на основе и при помощи энергетического комплекса новой – инновационной и конкурентоспособной экономики.

В современных условиях необходимо и целесообразно рассматривать энергетический комплекс, как одну из основных движущих сил процесса модернизации всей экономики.

Причин несколько:

значительное истощение потенциала − и технологического, и ресурсного, который был создан ранее;

формирование в мире новой энергетической парадигмы, основанной на большей гибкости и большей доступности энергоресурсов из самых разных источников;

выравнивание потенциала различных секторов национальной экономики.

Пример − Штокмановское газоконденсатное месторождение. Реализация столь масштабного проекта должна быть направлена не столько на добычу углеводородов, сколько на освоение и развитие технологического потенциала морской и подводной добычи. Это потребует коренной модернизации многих предприятий и Северо-запада и России в целом. Альянсы с партнерами должны формироваться не только на основе проработки финансовых аспектов сотрудничеств, но также и в направлении формирования нового технологического знания и организационного опыта.

Особую значимость приобретает отдача от энергетического сектора для всего населения страны. Социальная ценность и социальная направленность развития энергетики, локализация эффектов в интересах широких групп населения России, проживающих в самых разных регионах.

Данная задача может быть решена только на основе современных научно-технических и организационных решений.

Что необходимо для решения всех отмеченных задач?

Я бы выделил следующие основные качества:

сосредоточенность;

прагматизм;

профессионализм.

Развитие нефтегазового сектора в 1990−2010-2030 гг.

Нефть – важнейший стратегический энергоноситель. Доля нефти в добыче первичных ТЭР в стране достигает 40%, в экспорте ТЭК с учетом нефтепродуктов – 65%, во внутреннем потреблении – 20%. Доля нефти и нефтепродуктов в общем экспорте – 45%, доля нефтяного комплекса в доходах бюджета – 35%.

Организационная структура нефтяного сектора: от демонополизации к консолидации

Формирование вертикально интегрированных нефтяных компаний, ставшее в отрасли главным итогом реформ 1990-х гг., сопровождалось большими издержками, но позволило вывести отрасль в 2000-е гг. на траекторию устойчивого роста. В перспективе организационная структура отрасли вряд ли претерпит существенные изменения, хотя она и обладает рядом недостатков.

Организационная структура нефтедобычи

Общее число нефтяных компаний, добывающих нефть на территории России, за период с 1995 г. выросло в 2,5 раза (с 63 до 165). Увеличение численности компаний наблюдалось с 1995 по 2001 гг. (в 2001 г. действовало 175 компаний). После чего, в 2002−2009 гг., их число стабилизировалось на уровне 160.

Число вертикально интегрированных нефтяных компаний за рассматриваемый период снижалось на протяжении всего периода и сократилось в итоге почти вдвое: с 14 до 8.

Число малых и средних компаний росло вплоть до 2001 г., увеличившись с 49 до 169. После чего, в 2002−2009 гг., их количество стабилизировалось в пределах 149−161.

Кроме вышеупомянутых компаний в организационную структуру отрасли с 1999 г. входят компании-операторы СРП, количество которых достигло 3 в 2005−2009 гг.

По состоянию на 2010 г. ключевое значение для экономики России и развития отрасли имели девять вертикально интегрированных нефтяных (нефтегазовых) компаний (рис. 11). Все они формально являются публичными (акции доступны на открытом рынке), но контрольные пакеты акций сосредоточены у небольшого числа акционеров – государства либо частных лиц. При этом в силу неразвитости российского корпоративного управления ряд компаний применяют сложные схемы, когда акции принадлежат дочерним структурам компании, а фактический контроль находится в руках менеджмента. Поэтому полноценной публичной компанией ни одна из компаний считаться не может.

В последние годы в связи с усилением позиций «Роснефти» и «Газпрома» доля государственных компаний в добыче увеличилась примерно до 39−40%. На долю частных российских ВИНК, контролируемых небольшой группой инсайдеров, приходилось около 36% от всей добычи нефти в России; на долю ТНК-ВР, фактически контролируемой транснациональным холдингом «BP» – около 16%. Остальная часть нефти (около 6%) приходилась на малые компании (информация о структуре собственности большинства из них в открытых источниках не представлена) и операторов СРП (около 3%).

Оценивая структуру собственности компаний нефтяного сектора, следует отметить, что точные данные о структуре собственности ряда компаний отсутствуют. В средствах массовой информации представлен лишь ряд мнений экспертов о доминирующей группе владельцев в каждой из крупных нефтегазовых компаний. Основная особенность структуры собственности частных российских нефтяных компаний – непубличный ее характер. Это означает, что блокирующие (свыше 25% голосующих акций) или контрольные пакеты находятся в собственности (или под контролем) небольших групп физических лиц. В результате доля акций российских нефтегазовых компаний в свободном обращении не превышает 50%. Это в два раза выше, чем в среднем по российским компаниям, но значительно ниже, чем у крупнейших публичных нефтегазовых компаний мира. Такое положение дел является прямым следствием действия мягких институциональных условий и неразрешимости в этой ситуации т.н. дилеммы инсайдера. Малая доля акций в свободном обращении приводит к недооценке акций рынком и снижению инвестиционной привлекательности, т.к. с точки зрения потенциального инвестора у компании с невысоким уровнем free-float больше возможностей для искусственного завышения цены акций.

Доминирующие группы инсайдеров в большинстве частных нефтегазовых компаний ориентировались не на развитие производственного потенциала компаний, а на финансовые показатели и рост капитализации, что, с одной стороны, способствовало максимизации их личного дохода, а с другой – противоречило интересам общества в сфере использования минерально-сырьевых ресурсов и формирования конкурентоспособного нефтегазового сектора. Именно в силу отмеченных выше причин созданные в процессе трансформации вертикально интегрированные компании в значительной степени сохраняли (и продолжают сохранять) особенности функционирования, присущие прежней экономической системе.

На долю 170 малых и средних нефтяных компаний приходится только 10% добычи нефти, в то время как в США – 68%. Такие компании могут эффективно разрабатывать мелкие и средние месторождения и структуры с трудноизвлекаемыми запасами, которые неинтересны крупным компаниям. В связи с ростом доли таких месторождений и трудностями наращивания добычи стимулирование создания и развития малых нефтяных компаний должно стать важной задачей государственной политики.

Организационная структура нефтепереработки

Решающую роль в российской нефтепереработке, также как и в нефтедобыче, играют ВИНК. Они контролируют 20 крупных НПЗ и ГПЗ суммарной мощностью 194,6 млн т в год, или 71,2% переработки. 7 крупных НПЗ не входят в структуру ВИНК или контролируются двумя и более акционерами и могут считаться независимыми. Их суммарная мощность по переработке сырья составляет 67,1 млн т в год, а доля в общем объеме переработки – 24,6%. 84 малых и мини-НПЗ имеют суммарную годовую мощность переработки 11,6 млн т нефти. На их долю в первичной переработке приходится порядка 4,2%.

Для российской нефтепереработки характерна олигополистическая структура: доля первой пятерки компаний составляет 67%, а доля десятки – 90% (рис. 12). При этом среди десяти крупнейших компаний только две являются условно независимыми от ВИНК, но и они аффилированы с ними через состав акционеров.

Как следствие, независимая нефтепереработка в России представлена почти исключительно малыми и мини-НПЗ, которые отличаются низким техническим уровнем и качеством продукции. Между тем в США независимые нефтеперерабатывающие компании занимают до 50% рынка. Отсутствие независимой нефтепереработки в сочетании с доминированием ВИНК в оптовой торговле и значительным участием в розничной торговле нефтепродуктами является предпосылкой для манипулирования ценами. Как следствие, цены на бензин в России близки к уровню цен в США, в отдельные периоды опережая их, в то время как цены на сырую нефть ниже в 2−4 раза (в зависимости от уровня мировых цен на нефть). Разумеется, организационные предпосылки сочетаются в данном случае с неразвитостью рынка, слабостью антимонопольной деятельности, а также (это особенно важно) технологической отсталостью российской нефтепереработки.

Налогообложение нефтяной отрасли: адекватность условиям освоения ресурсов

Одной из центральных проблем развития нефтяной отрасли является система ее налогообложения. Нефтяной комплекс дает около 40% доходов федерального бюджета и несет значительно бóльшую налоговую нагрузку, чем другие отрасли ТЭК, в частности, газовая промышленность. В выручке ведущих нефтяных компаний акцизы, налоги и таможенные сборы составляют 30−50% (причем по мере роста цен на нефть эта доля растет, доходя до 70%).

В перспективе поддержание добычи нефти на достигнутом уровне, а тем более ее рост, будут все более проблематичными. Из-за ухудшения качества запасов ресурсная рента будет снижаться (без учета колебаний цен на нефть), что сделает эксплуатацию запасов нефти менее привлекательной экономически. Например, в Западной Сибири удельные капитальные вложения в нефтедобычу в 2009 г. составили 1012,8 руб./т, а в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке – 3316,8 руб./т. В районах нового освоения издержки существенно выше, что будет сдерживать развитие добычи нефти. При сохранении текущей схемы распределения ресурсной ренты между государством и компаниями добыча нефти может упасть к 2020 г. до 300 млн т, или на 40%.

Одна из причин такого положения состоит в существующей системе налогообложения нефтяной отрасли, основу которого составляют налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) и экспортная таможенная пошлина на нефть и нефтепродукты.

НДПИ был введен в 2001−2002 гг. для пресечения оптимизации налогообложения и упорядочения изъятия природной ренты при высоких ценах на нефть. По мере роста цен на нефть сверх критического уровня (изначально – 9 долл. за баррель, с 2008 г. – 15 долл.) все возрастающая часть ее стоимости изымается в пользу государства. Главное достоинство НДПИ состоит в простоте расчета и администрирования и трудности уклонения от его уплаты в силу его привязки к физическим объемам добычи, что резко отличает его от налога на прибыль и его аналогов, зависящих от финансовых показателей и легче поддающихся манипулированию.

Главный недостаток НДПИ состоит в том, что его плоская шкала стимулирует компании разрабатывать месторождения с наименьшими издержками, что в коротком периоде повышает их эффективность, но в долгосрочном периоде негативно сказывается на производственном потенциале отрасли. В результате дестимулируется добыча на мелких и истощенных месторождениях, а также освоение новых районов добычи и нефтяных залежей. Изначально НДПИ не был дифференцирован. Исключение было сделано только для месторождений, выработанных более чем на 80%, для которых была установлена пониженная ставка налога. Затем были установлены другие льготы и предусмотрена нулевая ставка при добыче нефти на Ямале, в Восточной Сибири (затем была введена пониженная ставка), на шельфе, за Полярным кругом, а также при добыче тяжелой и сверхвязкой нефти. Но отсутствие единого порядка предоставления льгот создало простор для лоббизма и большую неопределенность.

Следовательно, для поддержания добычи (экономической привлекательности рентоизвлечения) необходим переход от недифференцированного валового налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ) к дифференцированному налогу в зависимости от прибыльности добычи. Это может быть либо налог на дополнительный доход – НДД, либо дифференциация ставок НДПИ с установлением ясных формальных принципов этой дифференциации.

При условии адекватной налоговой реформы добыча нефти в России, даже с учетом указанных проблем с запасами, может поддерживаться на уровне выше 500 млн т в течение 20 лет при условии наличия соответствующего внешнего спроса.

Экспорт природного газа: конкуренты и возможности

Основным экспортным рынком для России является Европа (западное направление), причем в 1990−2000-е гг. ее роль постоянно укреплялась. Так, если в 1990 г. поставки в Европу незначительно превышали поставки в республики СССР (будущие страны ближнего Зарубежья), то к 2008−2010 гг. доля европейских стран в общем экспорте достигла 70−75%.

Экспорт СПГ в Японию и Южную Корею (восточное направление) начался в марте 2009 г. в рамках проекта «Сахалин-2», но пока на него приходится менее 4% от общего объема экспортных поставок природного газа из России. С выходом в 2010 г. сахалинского завода на проектную мощность (9,6 млн т в год) проект «Сахалин-2» обеспечил около 5% мирового производства СПГ. Экспорт природного газа по трубопроводам в восточном направлении может начаться в случае строительства газопровода «Алтай» или реализации восточного направления экспорта в Китай, но по состоянию на октябрь 2011 г. соглашение с Китаем по ценовым и объемным параметрам поставок достигнуто не было.

В 1990-е гг. экспорт природного газа в СНГ падал вследствие экономического кризиса и спада спроса в этих странах, но в 2000-е гг. начал быстро восстанавливаться (рис. 14).

В целом, поставки природного газа из России в дальнее зарубежье стабильно и достаточно быстро росли, увеличившись с 1990 по 2008 г. более чем в 1,5 раза. Этому способствовала происходившая в этот период переориентация европейских потребителей на газ, созданная мощная экспортная инфраструктура, наличие в России существенных экспортных мощностей. С начала 2000-х гг. возрастающую роль в поставках природного газа на экспорт стал играть центральноазиатский газ.

Мировой финансово-экономический кризис привел к сжатию спроса на природный газ в Европе и спаду российского экспорта. В 2009 г. спрос на природный газ в Европе снизился на 5,5%, а импорт природного газа – на 7,5% из-за спада производства в реальном секторе экономики, особенно в энергоемких отраслях (металлургии, производстве стройматериалов, химической промышленности). Но поставки российского газа в страны дальнего зарубежья (без учета стран СНГ) снизились опережающими темпами – на 14,0% до 140,5 млрд куб. м – из-за усиления конкуренции на европейском рынке газа. В 2010 г. указанная тенденция продолжилась: при росте спроса на газ на европейском рынке на 7,5% по сравнению с предыдущим годом, экспорт ОАО «Газпром» практически не увеличился (148,3 млрд куб. м в 2009 г. и 148,1 млрд куб. м в 2010 г., из которых 138,6 млрд куб. м – по долгосрочным контрактам). В то же время Газпром продолжает оставаться крупнейшим поставщиком газа на европейском рынке. Рыночная доля компании составляет 23%. Другими крупными поставщиками газа на европейский рынок являются Норвегия (19%), Алжир (10%) и Катар (6%).

Заключение

В заключение хотел бы подчеркнуть, что я коснулся лишь наиболее важных, на мой взгляд, проблем российского нефтегазового комплекса. Есть еще немало других, требующих серьезного внимания специалистов, общества и власти. В настоящее время в России идет интенсивная дискуссия о направлениях, путях и формах будущего развития. Причина в том, что назрела необходимость кардинальной корректировки экономического курса и определения вектора будущего развития.

Ключевой задачей 2010−2030 гг. является создание системы, которая бы преобразовывала доходы от работы ТЭК не только в рост текущего потребления, но и в инвестиционные вложения, особенно за пределами ТЭК, и создавала бы импульс для качественного развития национальной экономики.

Роль ТЭК в 1990-е гг. резко возросла, а в 2000-е гг. осталась на очень высоком прежнем уровне.

Перспективы ее существенного снижения связаны с модернизацией экономики и инновационным развитием.

В перспективе 2010−2030 гг. следует ожидать постепенного выхода государства из активов ТЭК. Это связано с комплексом причин: долгосрочной проблемой дефицита федерального бюджета, низкой эффективностью ряда государственных компаний, необходимостью ограничить лоббирование и коррупцию и пр.

Тем не менее, государство в любом случае сохранит определенные стратегически важные активы в отрасли, а также значительные возможности влияния на отрасль через функции регулятора.

Наш путь и наше направление движения на годы вперед − от энергетики устойчивой к энергетике инновационной и социально ориентированной.

Но для того чтобы сценарий модернизации стал реальностью, необходимы структурные реформы в экономике.

1. В первую очередь должны быть обеспечены стабильные условия работы и гарантии прав собственности как для российских, так и для иностранных компаний. Этот фактор является основой инвестиционной привлекательности страны.

2. Необходимо перейти от перераспределения собственности к реальному созданию новых производств как основному и наиболее прибыльному виду активности в экономике. Это предполагает реальную, а не декларативную борьбу с коррупцией и «силовым предпринимательством», снижение административного давления на бизнес. Вместе с тем неоправданными представляются требования ускоренной приватизации крупных государственных активов и резкой либерализации ряда важных сфер экономики. Эти задачи требуют высокого качества институтов и государственного управления, а в настоящее время такие условия не имеются. В реалиях современной России быстрая приватизация и либерализация приведут не к становлению эффективного частного собственника, а к новому витку перераспределительной активности, что породит спрос на активное участие государства в переделе собственности.

3. Важнейшей задачей является повышение эффективности и профессионализма государственного управления, особенно в части управления государственными компаниями. Основная причина их неэффективности состоит не в форме собственности как таковой (за рубежом существует значительно количество достаточно эффективных государственных компаний, хотя в целом они уступают частным), а в неспособности государства в его современном состоянии выполнять свои функции собственника. Восстановление дееспособности государства является обязательным условием эффективной приватизации, либерализации и экономического развития в целом.

4. Структурные сдвиги в экономике требуют снижения налоговой нагрузки на малый и средний бизнес, особенно в отраслях промышленности и сферы услуг с высокой долей добавленной стоимости. Основная часть налоговой нагрузки должна ложиться на сырьевые компании и базовые отрасли промышленности, активы которых в значительной степени были созданы в советское время, но для этих отраслей налоговая нагрузка не должна превышать критический уровень.

К сожалению, налоговая политика в последнее время движется в другом направлении, самым ярким примером чего стало повышение уровня страховых взносов, которое приходится отменять сразу после введения. Благоприятный налоговый климат должен способствовать увеличению числа экономически эффективных инвестиционных проектов. Это очень важно, поскольку именно дефицит проектов, а не отсутствие средств, становится главным ограничением для развития бизнеса.

5. Активная поддержка малого и среднего бизнеса (который в периоды кризисов начала 1990-х, 1998 и 2008 гг. играл самую активную роль в поддержании занятости, доходов и экономической активности, но постоянно сталкивался с высокими барьерами на пути своего роста) требует снижения административных барьеров и коррупции, а также развития инфраструктуры.

6. Необходимо резкое усиление государственной инфраструктурной и промышленной политики. Государство должно стать организатором промышленного роста. Это требует создания эффективной системы взаимодействия государства и бизнеса (частно-государственного партнерства) для координации экономического роста.

Подытоживая, хотел бы вновь вернуться к пресловутой поговорке. Скважины у нас есть и будут, однако в эпоху глобализации надеяться на то, что они сами по себе гарантируют дальнейшее безбедное существование, по меньшей мере, неумно. Мировой рынок углеводородов становится все более конкурентным: сокращается потребление в США и Европе, появляются новые экспортеры, предлагающие тот же товар по более низким ценам (к примеру, канадская нефть в США сейчас поставляется по 60 долларов за баррель). Наши же затраты на добычу нефти и газа неуклонно растут (при том, что иностранные консультанты считают их завышенными) на 20−30%. Одновременно постоянное повышение цен и тарифов на электроэнергию делает неконкурентоспособными все большее число отечественных предприятий обрабатывающей промышленности.

Но это не означает, что существующие негативные тенденции необратимы. Их вполне можно преодолеть, если объединить усилия профессионального сообщества, бизнеса и правительства, чтобы как можно скорее превратить в законодательные и нормативные акты тот перечень мер, который я здесь изложил.