Судьба рижского ОМОНА
Однажды, в канун юбилея Победы, по тюменским улицам пронесли легендарное «знамя №5», которое бойцы Идрицко-Берлинской 150-й стрелковой дивизии в сорок пятом году водрузили над захваченным рейхстагом.
Честь быть знаменосцем получил командир Тюменского ОМОНа, полковник Валерий Бровкин. Его путь к этому торжественному маршу начался 1 сентября 1991 года.
В тот день в Тюмень из Риги на четырнадцати самолетах Ил-76 военно-транспортной авиации был переброшен знаменитый в ту пору рижский ОМОН – бойцы и командиры, их семьи, имущество, автотехника, оружие и боеприпасы. Передислокации отряда к новому месту службы предшествовал провалившийся в Москве путч ГКЧП.
Об этих событиях и их последствиях – моя беседа с полковником милиции в отставке Валерием Бровкиным, таким же, как и я, работающим пенсионером.
– В августе 91-го в звании капитана милиции ты был начальником штаба в рижском ОМОНе. В твоем ведении находились так называемые мобилизационные пакеты. Когда, от кого и в какой форме был получен приказ о приведении отряда в боевую готовность?
– Привычного, по книгам и кинофильмам о войне, вскрытия мобпакетов и команд «тревога!», «в ружье!», «к бою!» не было.
Просто рано утром 19 августа в расположении отряда появился командир – майор милиции Чеслав Млынник. Собрал командный состав и сообщил: «Получен приказ взять под охрану наиболее важные объекты в Риге». От кого конкретно исходил этот приказ, он не уточнил. Тогда отряд находился в двойном подчинении: в прямом – МВД СССР и в оперативном – 42-й дивизии внутренних войск, дислоцированной в Риге. Кроме того, мы получали указания и рекомендации от ЦК компартии Латвии и из Особого отдела КГБ СССР по Прибалтийскому военному округу. В составе ОМОНа действовала резидентура ГРУ Генштаба Минобороны СССР. Так что начальников над нами было более чем достаточно.
Мы заняли Дом печати, выставили охранение в зданиях ЦК, прокуратуры, главпочтамта... Разоружили работников городского УВД.
– Почему из всего огромного силового ресурса ГКЧП, а это армия, войска и оперативный состав КГБ и МВД, только рижский ОМОН выполнил приказ Москвы и восстановил советскую власть в Риге?
– Дело в том, что при выполнении этого приказа нам не было оказано никакого сопротивления. Часть рижан ждала прекращения двоевластия и обеспечения правопорядка. Любыми способами, включая силовой. Националистически настроенные лица знали силу ОМОНа и понимали, что потерпят поражение при демонстративном противостоянии. Считаю, что установка на использование в Риге только ОМОНа, без привлечения войсковых подразделений, была, в отличие от Вильнюса, правильной. Мы, действительно, восстановили в Риге советскую власть относительно небольшим количеством бойцов. Но никто не знал, что делать дальше. Новых приказов не поступало. 20 августа вечером стало известно: силовая операция войск в Москве не удалась. Еще через день и нам дали «отбой»: мы снялись с охраняемых объектов, возвратились на базу и заняли круговую оборону. «Победители» не решились на штурм. Начались переговоры.
– В конечном итоге стороны пришли к соглашению?
– Предлагались разные варианты: перейти на службу во внутренние войска, сдать оружие и уехать из Латвии в одиночном порядке. Или в составе небольших групп в 30–40 человек служить в других местах: называли Сочи, даже Кубу. Но мы уперлись: передислокация из Риги только всем отрядом. Бронетехнику и оружие сдадим, когда убедимся в безопасности своих семей.
От марша до аэродрома в Пскове отказались: не исключали нападений на колонну в пути. Выдвинули встречное требование: первые самолеты с бойцами ОМОНа вылетают с военного аэродрома в Риге. И после подтверждения их безопасного приземления стартуют остальные. 26 августа принимающим нас пунктом назвали Тюмень.
– До этого ты что-нибудь знал об этом городе?
– В школе я хорошо успевал по географии и легко показал своим бойцам Тюмень на карте. Кроме того, нас заверяли (для того, наверное, чтобы побыстрее избавиться), что наше пребывание в Тюмени – временное.
– Считаешь, что вас обманули?
– Понимаешь, мы фактически оказались в окружении. От нас тогда все отказались: и армия, и КГБ, и компартия... Это, мол, все ОМОН, а они ни причем. А выйти из окружения, как на войне, можно или единым подразделением с боем, или разбежаться и просачиваться через вражеские кордоны в одиночку. Тебе из истории Великой Отечественной войны известны многочисленные примеры окружений крупных соединений Красной армии.
– Трагедии целых фронтов: Западного, Юго-Западного... Армий...
– Вот. А в нашем случае отряд численностью меньше стрелковой роты! Но мы сохранили единство и вырвались из окружения. Я вылетел в Тюмень последним самолетом. После того как получил по радио сообщение Млынника о его благополучном приземлении (мобильных телефонов тогда еще не было). Вывез все личные дела. Как они пригодились при переаттестации личного состава ОМОНа в Тюмени!
А вильнюсский ОМОН стал выходить из окружения, кто как может. Всю документацию уничтожили. Девять бойцов на двух автомашинах прорвались к нам в Ригу. Мы их взяли с собой в Тюмень. Но зачислить в новый тюменский ОМОН без личных дел не получилось. Поэтому отряд из Вильнюса как боевая единица перестал существовать.
– Но ведь и в рижском ОМОНе уже в Тюмени произошел раскол. Исчез Млынник. Был арестован Сергей Парфенов – представителями латвийской прокуратуры при содействии работников МВД РСФСР. Часть бойцов потянулась в Приднестровье. Тебе, я знаю, тоже предлагалось перебраться в Тирасполь. Обещали должность командира приднестровского ОМОНа. Не жалеешь, что отказался от такого предложения? Ведь те, кто говорил с тобой на эту тему, возглавили в непризнанной Приднепровской Молдавской Республике органы госбезопасности и внутренних дел.
– Стать наемником, «диким гусем»? Меня, по моему характеру, это не прельщало. Я родился на Волге, 16 лет прожил в Риге, 20 лет – в Тюмени, считаю ее не без основания и гордости еще одной своей малой родиной. Она приютила в трудное время меня, мою семью, моих бойцов, их родных и близких. Предать ее доверие я не мог. И не хотел. А то, что я и в Риге, и в Тюмени, и в последующих командировках на Северном Кавказе дистанцировался от политических интриг, возможно, спасло и меня, и бойцов отряда.
– Но не всех?
– Не всех. К сожалению.
– Мне рассказали, что особенно остро ты переживал гибель в Абхазии Александра Беляка.
– В Риге мы жили по соседству. Он вырос на моих глазах. После его службы в морских частях погранвойск КГБ я оформлял его документы по зачислению в рижский ОМОН. Но отговорить в Тюмени от увольнения из отряда не смог. Нужных слов тогда не нашел – до сих пор виню себя за это. Млынник с его авторитетом «афганца» был для молодых ребят более убедителен. Задурил им голову.
Саша погиб, спасая в бою другого бывшего омоновца Альфреда Залялова – тому взрывом мины оторвало ноги. На похоронах Беляка, дети которого остались сиротами, я высказал Млыннику один на один все, что о нем думал. После этого с ним не встречался, ограничивались телефонными звонками на общие темы.
– Млынник не приедет в Тюмень на 20-летие отряда?
– Вряд ли. По слухам, его тяжело ранили летом 2008 года в Южной Осетии. Как он там оказался, и на чьей стороне – мне неизвестно.
– После исчезновения Млынника из Тюмени ты остался командиром отряда, который с 1992 года участвует в контртеррористических операциях на Северном Кавказе.
– Сначала Северная Осетия и Ингушетия, а потом Чечня.
– Сколько раз лично выезжал в этот регион?
– 16 командировок.
– Местное население и сепаратисты знали рижскую родословную тюменского ОМОНа?
– Невероятно, но укреплению нашего авторитета способствовало участие в обеспечении целостности Советского Союза тогда, в августе 1991 года в Латвии. Своеобразная ностальгия по хорошему советскому прошлому сработала. И уверенность, что мы с нашим печальным опытом не допустим нарушений, в отличие от других ОМОНов, законодательства и ведомственных инструкций. Во всяком случае, официальных претензий от органов власти Чеченской Республики, общественных организаций и жителей к деятельности тюменского ОМОНа не было.
– Каковы потери отряда за время его пребывания на Северном Кавказе?
– Двое убитых. 62 бойца получили ранения.
– Командование объединенной группировки федеральных сил на Северном Кавказе по согласованию с ГУВД Тюменской области представляло тебя к званию Героя России. Однако инстанции не поддержали это представление из-за твоего рижского прошлого. Чтобы не нервировать лишний раз руководство Латвийской Республики. Ты знал об этом?
– Догадывался. Тогда звезду Героя получил Сергей Зяблов из челябинского ОМОНа, его штатная должность – заместитель командира отряда по тыловому обеспечению, но в Чечне он возглавлял командированную туда часть ОМОНа. Нас с ним представили к званию одновременно. После награждения ему было неудобно общаться со мной. Тем более что его перестали направлять в Чечню – берегли.
Мне обидно было больше за своих бойцов: их, по сравнению со сверстниками из других ОМОНов, реже награждали. Хотя большинство не имело уже никакого отношения к службе в Риге.
– Сколько «рижан» осталось в тюменском ОМОНе? Сейчас его называют отрядом особого назначения – ООН.
– Трое. В их числе – командир отряда полковник Олег Сидорчик. В Тюмень он прилетел сержантом милиции.
– Перечислим твои государственные награды. Орден Мужества…
– Медали 2-й и 1-й степени с мечами ордена «За заслуги перед Отечеством», «За охрану общественного порядка». Юбилейные. Ведомственные знаки.
– А право нести доставленное из Москвы в Тюмень Знамя Победы в Великой Отечественной войне?
– Для меня это самая высокая награда. Не поверишь, но когда мне сказали, что я включен в число кандидатов-знаменосцев, уснуть не мог – такое волнение! Знаю, твой отец воевал, был тяжело ранен, стал инвалидом. А мой по молодости не успел на войну, он 1929 года рождения. Но дед пропал без вести в летнем окружении 1942-го под Харьковом, о котором ты и Гольдберг часто пишете.
– Ты пронес Знамя Победы.
– От здания ГУВД по улице Республики до Вечного огня у музея. Моими ассистентами были омоновцы – русский и татарин.
– С учетом национальной особенности личного состава отряда?
– Понимаешь, ОМОН, действительно, особое подразделение. При желании его можно использовать против народа, хотя он должен его защищать. Или столкнуть между собой разных по убеждениям омоновцев.
– Что едва не случилось в октябре 1993 года в Москве.
– Поэтому я весьма признателен главе администрации Тюменской области Юрию Шафранику, губернаторам Леониду Рокецкому, Сергею Собянину, Владимиру Якушеву, руководителям города Тюмени и других местных муниципальных образований, всем начальникам ГУВД за понимание этих и других особенностей службы в ОМОНе, за материально-техническую поддержку и социальную помощь подразделению, его бойцам и их семьям.
– Когда отряд уходил в августе 91-го из Риги, на его бронетранспортерах были надписи: «Мы еще вернемся!» Действительно, надеялись на возвращение?
– Тогда, да, верилось!
– А сейчас?
– Кое-кто в Латвии долго пугал детей рижским ОМОНом. Но эти дети повзрослели и все понимают. Поэтому и уголовное дело в отношении бойцов отряда через десять лет прекратили. Обвинить нас в преступлениях против человечности не получилось. Мы их, в отличие от спецподразделений на Балканах, не совершали. Возвращение омоновцев в Ригу на БТРах исключено. А туристами... возможно.
От автора:
Символично, что в 1944 году в числе других соединений Красной армии Ригу от нацистов освобождала 65-я гвардейская стрелковая дивизия. Она сформирована в апреле 1943-го на базе 75-й отдельной Омской стрелковой бригады, в которой воевало немало тюменцев. Гвардейская дивизия получила тогда почетное наименование «Рижская». Ни на что не намекаю. Отмечаю только: так было.
Полностью интервью с полковником Бровкиным войдет в мою новую книгу «Тюменские тайны рижского ОМОНа».
На снимке: полковник Бровкин и Знамя Победы
Александр Петрушин, «Тюменский курьер»