Цивилизация тишины

– Песок вулканический, – сразу определился Шафраник, спрыгнув с вертолёта. Песок действительно непривычно тёмный, заметно древний.

Шафранику не возразишь: он же горный инженер, председатель Высшего горного совета страны. Разбирается.

Но я тоже определился: местечко, понятно, дальнее, спокойное, но вулканические страсти и здесь явно бушевали. Правда, давно. Превратились в прибрежный песок.

Крест четырёх сторон. Налево Россия, направо Россия. Россия на юг. И Россия – на Север.

Географический центр Российской Федерации – математически рассчитанный – находится в Эвенкии, в Красноярском крае, на берегу большого озера с нежным именем Виви – и так случилось! – он попал прямо в Северный полярный круг. После воссоединения Крыма с Россией символическая точка центра немного сдвинулась, но основные параметры остались: Сибирь, берег озера Виви, Северный полярный круг.

И наконец-то я сюда добрался. Штормовой мысок. Непрекращающийся дождь. Сырость ветреного места. Промозглая ночь. Затерявшаяся звезда. Безлюдные реки. Тесная уютная палатка. Неугасимый огонь человеческого костра. Мощный храп современников. Горячий утренний чай. Бездонный космос мира.

Но вопрос неотступен:

– И всё-таки: ради чего?

Ради нелепого и простого:

– Я там Был.

Возможно, немного и от лукавого: миллионы людей здесь не бывали, а я – вот я какой редкий! – был.

Ты помнишь, Виви? Ты помнишь меня, Виви?

Что в сухом осадке? остатке? Как после вожделения – удовлетворение… Я там был. Я знаю. Я видел. У меня есть место на планете. Наверняка, оно запомнило и помнит меня. Мы встретились.

Но не это определяюще. Я должен был это увидеть. Я увидел. Какой-то долг у меня был. Не перед кем-то, не кому-то. Только себе.

А вообще-то: чистое вожделение. Зачем? Почему? Какие вопросы? Ибо – вожделею. Да, овладел. Овладел этим пространством. Теперь оно и моё, а не только само по себе.

Истина центра: не спеши, не суетись. Есть другие подлинно вечные ценности. Не случайно, ох, не случайно Россия отцентровалась в месте, где нет места суете сует.

Он, хозяин здешний, Иван, Иван Николаевич Поченчук, перепробовал много истинно мужских занятий. «Диковал» – бил диких таёжных оленей на узких речных переправах. «Морячил» – водил ледовые конвои по Северному морскому пути. «Промышлял» – по первому снегу, по чернотропу уходил в тайгу добывать пушного зверя, и здешнего первейшего – соболя енисейского кряжа. «Добычил» – крупную рыбу в крупных реках.

Скорее всего, он всё умеет. Светлана именно так и считает. Всё, что требуется человеку. Потребуется в непредсказуемой жизни.

Иван Поченчук. Как его назвать и обозначить? В географическом центре России живут только он да его жена Светлана. Прописки на озере Виви, естественно, нет, никакого поселения здесь не зарегистрировано. Только его хозяйство. Мужик, как сказала бы моя мама, «сурьезный».

Придётся, видимо, назвать так: хозяин географического Центра страны России. Может, хранитель.

Иван: Я начинал не с этой избушки. У меня туда вверх, повыше километров 20, была чуть побольше. Здесь раньше, при советах, серьёзный промхоз держали, бригада стояла. Ютились, как-то жили, по своему времени. Сам, понятно, люблю побольше пространства, усадьбой, поместьем. Теплица чтоб, всё остальное. Лучше, допустим, было жить на озёрах. Извините, я, может, чё-нибудь несу ностальгию. Но смысл такой… Не каждый человек сможет здесь жить. Не каждый. Всегда. В любое время. Хоть при советах. Хоть при демократии. Но тогда честно, дело поставлено было посолиднее. Чтобы здесь выжить, надо иметь 100 специальностей.

– А у самого сколько?

– А я их считал?

– Сто?

– Если не больше. Я и в электронике, я и в компьютерах. А дрова кто колет, печка-то чья? Видели же – гараж у меня. Для лодок. Я его срубил, прирубил к бане. Если долго живёт человек на одном месте, начинает маленько обрастать. Че-то больше постоянно хочется чего-нибудь обновить. Ну, а насчёт того: как оно, чё? В те времена многого не было, недоступно. Сейчас же сами видели, чё у меня только нету. У меня только бананы не растут, а остальное-то всё есть.

– Гостеприимный край? кормит?

– Мне ж не платят шальные деньги.

– А какие платят?

– Я живу за счёт чего? Я и мои руки. А так у меня ну тыщ 10 выходит, если честно. Столько выделили. Всего. На Севере за 10 тысяч как? Нормально? А на кого жалиться? Если по совести, я сын лесника. Я родился в лесу, в Белоруссии ещё. Сам с Бреста. Сюда в Эвенкию родственники привезли, до армии. Отсюда в армию ушёл. На Дальний Восток призвали, в Петропавловск-Камчатский. Отслужил, вернулся, ушёл в профессиональные охотники. 30 лет уже в тайге.

– Прокормят эта вода, эта земля?

– Они не то, что прокормят – многих кормили. Здесь бригад стояло столько! Кормили весь Красноярский край, пушнину вывозили самолётами. Сейчас никому не надо, прости Господи.

– Временно?

– Думаю, временно. Пока.

– Это ж хорошо, что пока. Жадные руки сюда не добрались. Пока?

– С одной стороны, да, хорошо. Потому что было бы тоже самое. Грабёж. Чем меньше здесь народу, тем лучше. Извините, я от души сказал, вырвалось. Приятно, когда хорошие приезжают, но люди сейчас всяко разные бывают.

Попадая в такие знаковые места, оглядываясь и не находя сразу ничего необычного, с трудом сознаёшь, что у государственно сакральных мест может и не быть никаких тайн и загадок. Здесь всё так естественно просто, что просто не верится в очевидную простоту. Не обвыкнешь, не успеешь. А значимо всё: ветхая промысловая лачужка-развалюха, обглоданный волной витиеватый кусок плавника, звериный след на тёмном песке. Вся натура протестует: не может быть здесь привычной обыкновенности.

Внимательный психолог Иван охотно удовлетворяет расхожее любопытство, может быть, потому что и сам, рациональный прагматик и позитивист, не всё себе ещё объяснил.

Иван: Чего здесь непонятного и необъяснимого? Поначалу этого не замечаешь, потом чё-то начинаешь мороковать: почему именно так, а почему это не так. Или это наша современная техника делает, или всё-таки чё-то там такое. Ну смысл-то начинаешь маленько терять. Необъяснимо. Идёшь, допустим, я вам могу даже показать, километров триста… Почему деревья сломаны и именно на два с половиной метра от земли, и именно по одной полосе. Полосой. Кто их так ровно ломал? Хоть линейкой мерьте – два с половиной метра. Кто их ломал?

– Вопрос задал – к ответу пришёл?

– Не пришёл. А бывает свечение в озере. Допустим, то ли планктон, то ли рыба какая-то идёт.

– Озеро светится?

– Полоса в озере светится. Тихая погода. Не совсем тихая, но без шторма. Даже непонятно, что там. У меня есть эхолот, но он ни чё не показывает.

– Виви глубокое?

– Здесь на мысу метров 180, я промерял. Дальше не мерил ни чё. А если сюда – 100, 108 метров. Чуть дальше отъехать – метров 200.

– Неожиданная рыба ловится?

– Здесь вся рыба из Красной книги и ещё до книги. Осётр, тугун, ряпушка, сиг здешний мочегор, щуки много. В лесу самой неожиданной для меня оказалась здешняя рысь. Годков, наверное, семь назад. Остальное, как обычно – волки. Волки, волки, волки. Соболь здесь хороший. Но я бы не сказал, что его много.

– Для себя какая-то загадка в озере есть – нет?

– Есть. Хочу понять, куда девается рыба. Не, не просто… естественная убыль, это-то понятно. Ну, допустим, 180 метров глубины и там стоит рыбища, не знаю, как руки развести-то.

– Рук не хватает?

– Рук не хватит. Сигнал эхолота «пе-пе-пе», там же кто-то есть интересный, а достать не достанешь. Бесполезно.

– Нечто на глубине 180 метров обозначило себя «пе-пе-пе»?

– Нет, почему? И силуэт видно….

– Не подводная лодка, нет?

– Нет. Мачты нету и антенны нету. Осетры здоровые и палия, они самые глубоководные, только они и могут быть. Я палию ловил как-то, было дело. В килограммах – 50, если не все 60.

– Застывает Виви когда?

– Я ещё в ноябре месяце на лодке езжу. Вода чистая. Когда тихо, можно спокойно на 15 метров видеть, что на дне делается. Чистая вода, совершенно чистая.

– Много на своём веку видел-перевидал, самое для себя таинственное?

– Подводный лес. Я на Севере жил, туда подальше, мы рыбачили там и место нашли, непонятное чё-то. Эхолот бросали. Не понимаем. Потом перевернули схему, оказалось просто лес – старый лес растёт в озере. На дне. Утонул живым. Короче, затопило, видно, его, а он как рос, так он и растёт там. Под водой. А может, не растёт, может, уже только стволы стоят. Надо только перевернуть, а смотреть чисто сверху – непонятно что на самом деле: на дне озера лес растёт или мёртвые стволы стоят.

– Земля провалилась или вода поднялась?

– Скорей всего, провал. А, может, и вода поднялась. Ну, чё-то непонятное. На Севере же все озёра в провалах получаются. Не знаю даже, как объяснить.

– А лес какой?

– Скорей всего, лиственница. Какой там ещё лес? Там другого леса-то кроме лиственницы и нету.

– Не видно, он ещё продолжает жить? или омертвел?

– По эхолоту не увидишь, живой или не живой.

Бог как будто сдавал и сдал свой первый воодушевлённый объект. Кому сдавал? Да самому себе.

Но – принял.

Глядя на Ивана, я понимаю, почему я здесь, на озере Виви, в центре державы – моей родной России. Дабы убедиться. Единственный её мужик, её центровой житель обживает российский центр в стремлении самостоятельности, самодостаточности, надеясь только на себя, ни на кого не обижаясь и не у кого ничего не прося. Довольствуется «десяткой». Веря исключительно в себя и зная – очень же жёсткий реалист – в этой жизни всегда есть место чуду.

Потому что подозревает, что он сам и есть чудо.

Омельчук: А для самого себя объяснил, почему именно Иван и именно в этом месте?

Иван: Для меня необъяснимо. Как объяснить – не знаю.

– Догадываешься, что не случайно?

– Мне кажется, не случайно. Уж столько лет и всё нормально. Меня эта земля приняла. Допустим, мне скучно без неё. Честное слово. Ну привык я. Каждый день с утра – в бинокль смотрю, если чё-то изменилось, я уже точно знаю: чё-то не так. Всю территорию знаю, уже ж 30 лет. Это кажется, что примелькалось. Бесполезно, мол, ничего нового не увидишь. Недавно гроза стукнула и расщепило дерево …. У меня зоркие глаза. Расщепило, в щепки прям. Я сразу в бинокль, подъехал, точно: молния. Щепки метров на 30, на 40 поразлетались. Пометало.

Чем (и что?) меня звало – манило – притягивало – завлекало – вело и несло именно сюда? Наверное, бывают места и поглуше, глуше, но – столь символических – глушее – не бывает. Этот глухоманный центр России – по формуле единственного здешнего обитателя Ивана – «центр цивилизации».

Цивилизация выглядит так: озеро, вода, далеко, север, тайга, Сибирь, переменчивая погода, суровый климат, возможность вселенского одиночества. Ты – наедине: с собой, с природой, с Богом. У тебя есть всё, чтобы – БЫТЬ.

Абсолютное место – здесь ничего не происходит. В центре России, подразумевается: в центре событий – не происходит ничего. Сейчас. И всегда. Когда это началось? Впрочем, происходит. Течёт вода. Шумит ветер. Падает лист. Накрапывает дождь. Солнце зашло за тучу. Проглянуло.

Для России это не случайно? Для большой страны – так и надо?

Омельчук: Когда я понял, что здесь на таком огромном пространстве живёт всего один человек, один-одинёшенек, конечно, первая мысль: надоело, наверно, ему, Ивану Николаевичу, всё это человечество?

Иван: Мы летаем в отпуска, нынче в Китае побывал. Ну какая разница? Нет, не то, чтоб общество надоело. Не общество, надоела эта болтовня. Сейчас с этой Украиной чё-то говорят, говорят, говорят. Я только не понял, будут воевать 20 лет ещё, воевать и говорить? А смысла-то никакого. Ну вообще никакого смысла. Отсюда: никакого смысла. Мы согласны, с этим мы не согласны – это наш протест. Ну и чё? И ходят и стреляют. На охоте, на «диковке» пошёл – честно пострелял, к вечеру отдохнул, ещё пошёл пострелял. Это промысел. Работа. Дело. А у них «диковка» на Крещатике. Ну сами – прикиньте, это что – по-человечески? Ну не естественно же. И вы хотите сказать, что это цивилизация? Европа и всё остальное? Какая тут нахрен Европа, извините за выражение.

– И какая нахрен цивилизация?

– Не цивилизация. Председатель этот, ну самый-самый который отвечает за всю мировую безопасность, ООН, он чё сказал про Украину: а, да там всё нормально.

– Цивилизация здесь, на Виви?

– Да, здесь цивилизация. У меня цивилизация, а там дикость. Там просто дикие обыкновенные джунгли военные нахрен. Убивают детей, женщин, стариков. Европа! Господи, пронеси.

…Вечерняя Сибирь. Здесь страна явно отдыхает от себя, от важных, мелких и решающих событий современного сумасбродного сумасшедшего ритма, превращаясь в точку вечности. Не случайно все линии, все нити сошлись в этой точке: озеро, тайга, Север, Полярный круг, Сибирь.

Это что-нибудь подсказывает? Магический, математический центр России – в подлинной, истинной Сибири.

Россия – это тишина.

Жилья здесь не увидишь на сотни вёрст в округе. Но здесь у обелиска географическому центру России жилым духом всё же пахнет. У самого обелиска подняли скромную, но выразительную православную – из местного лиственничника срубленную – часовню во имя Сергия Радонежского, а на другом озёрном берегу – пара домиков. Это хозяйство единственной на здешнюю тысячекилометровую окрестность семейной пары в центре России ‒ Ивана и Светланы Поченчук.

Хозяйство им досталось по наследству от ещё одного бывалого анахорета, хранителя Центра Анатолия Денисенко, который обитал здесь полтора десятка лет, но не так давно в несерьёзном возрасте умер.

Светлана Анатольевна – настоящая хозяйка, умудряется и здесь, на центральном отшибе России, вести своё хозяйство.

– В этом году – вы второй вертолёт, – сообщает Светлана. – Прежде Толоконский, губернатор Красноярский, прилетал, молился, центр новый переставлял. Вы вторые. А в прошлом году – вообще не единого борта, ни единого вертолетика.

Конечно, не часто, но изредка забираешься к таким анахоретам. На ямальский, скажем, остров Белый или на остров Олений. Особо поражает опрятность отшельнического, анахоретского быта жизни. Понятно, это не городская ухоженность, зализанная опрятность, а живая, природная, естественная, всё аккуратно прибрано, разложено по полочкам. Опрятно, как в осеннем лесу. И ничегошеньки лишнего. Лишнее в таком жилье-бытье не образуется.

Ничто не предвещало крутых перемен в ординарной жизни красноярского электрохимика Светланы Анатольевны. Спокойное бытие научно-исследовательской конторки в Красноярске, если бы не судьбоносная встреча и сама судьба с простым именем Иван.

У Светланы в здешнем вивинском затишке – тепличка и огородик. Жалкая грядочка картошки. Конец августа – стебли картофеля выглядят прозрачно и тонко, как первые апрельские цветы. А ведь кругом буйная растительность, живая могучая сибирская – енисейская! – тайга.

У Светланы земли нет – только тёмный – почти чёрный – (по Шафранику) вулканический песок побережья Виви, да Иван в устье ближней речушки нарыл на грядки торфа. Но какой-никакой свой огурчик-помидорчик у Светланы поспеет, чтобы украсить их неприхотливый, но хлебосольный стол. Хозяйка (хранительница) центра России.

Светлана: Практически мы здесь одни. Иван у меня всё умеет делать, поэтому никаких трудностей.

Омельчук: Лучше всего?

– Конечно, весна. Июнь. Здесь весна в июне. В мае ещё снег, в первой половине мая у нас ещё зима. Озеро вскрывается числа 20-го июня. Потом, когда нет комаров, очень даже комфортно. Белые ночи. Прекрасно! Я ночью читаю без света. В конце июня начинаются комары, как бы похуже. А так каждое время года имеет свои прелести. Зимой посложнее. Темно. Природа нас кормит. Мясо, дичь, рыба, грибов в этом году много. Всё из тайги и с озера, да вот теплица кормит зеленью. Зелени хватает. Даже картошку садим.

– Не очень тихо?

– Очень. И хорошо.

– Кто Светлану соблазнил?

– Иван здесь с 92-го года. Сам свидетель, как центр ставили в 92-ом году, потом часовню ставили в шестом году. Я езжу с седьмого года, уже семь лет езжу.

– Что в такое оголтелое анахоретство потянуло?

– Он смолоду в тайге. Профессиональный охотник, профессиональный рыбак. Очень эти дела любит и Эвенкию.

– Белорусы – лучшие сибиряки?

– Так получилось…

– Самый лучший эвенк?

– Руками всё умеет сделать. Первыми из окрестных охотников мы поставили здесь телетарелку, телевизор стали смотреть. В этом году установили батарею солнечную, аккумуляторы заряжаются, смотрим все каналы. В курсе всех событий. Но тишина здесь необыкновенная…

– Не удручает?

– Нет, нет. У нас уже не тот возраст, уже хочется уединения, хочется поближе к природе. Мы как бы чуть-чуть своим хозяйством занимаемся, и чуть-чуть с природой разговариваем. Чуть-чуть с озером. Нам здесь хорошо.

– А с озером о чём разговор? О чём Виви?

– О вечном. О вечном. К озеру только на Вы. На Вы. Озеро не изучено совершенно. Вода здесь чистейшая. Сами эхолот приобрели, глубины смотрим где какая рыба. Наблюдаем за погодой.

– Она здесь стабильная?

– Сами видите, какая стабильная. Регистрирую погоду в течение этих семи лет, сравниваю по годам. Можно уже метеокартинку нарисовать.

– Сегодня стандартная погода? Сегодня же 19-е августа – день путча. Как и должно быть?

– А-а-а, ну да…., Правда ведь… Девятнадцатое. Погода наша очень переменчивая. Вот недельку стояла прекрасная. Заморозков ещё, правда, не было. Где-то в середине августа у нас уже заморозок бывает. А путч-то разве не в 92-ом? А-а, в первом.

– Кроме волнения на озере, какие ещё события случаются?

– Штормы бывают. Балла на три, белые гребешки… Нет, сегодня не шторм. Бывает такой, что оё-ё-ёй. Не проехать. В прошлом году было очень мало воды, сюда совершенно даже на лодке сложно было проехать. Озеро обмелело очень. Две лодки туринских ребят пробились и всё. В этом году воды много. Туристы стали появляться. Поставили, вы видели, новый крест… Приезжали, освятили его из Красноярска, высшие духовные чины приезжали, губернатор, освятили крест. Это как бы географическое общество приезжало от Шойгу.

– Сама рыбоедка?

– Не очень.

– Но самая вкусная рыба в Виви?

– Кумжа. Редкая. Красная рыба типа форели. Голец есть, тоже красная, он посуше немножко. В основном, сиговые, речной сиг один, озёрный сиг – другой вид, ещё и горбатый сиг мочегор.

– В прошлой жизни – до Виви – Светлана Анатольевна чем занималась?

– В прошлой жизни я электрохимик. Работала в технологическом институте в Красноярске.

– Закономерный переход из электрохимиков в отшельники?

– Абсолютно нет. Думаю, единственный случай перехода. Перестройка. Была лаборатория, сократили. Уже 15 лет как в Туре. Конечно, приезжаю в Красноярск, встречаемся с бывшими сослуживцами, друзьями. Они очень удивлены, что я здесь.

– Никто не захотел бы повторить подвиг?

– Вряд ли. В Туре разговариваю с женщинами, они тоже: ой, я бы поехала, тоже бы пожила. Но на недельку, не больше. Меня ж всё здесь устраивает. От этого мира суетного, который там, уходишь от всего, от денег, от магазинов. Сестра мне говорит: «Как это ты так можешь там жить. Ты даже не можешь платье красивое одеть». «А мне надо?»

– Свобода не угнетает?

– Нет, нет. Я беру сюда книжек 50, беллетристику, в основном. У меня электронная книжка, закачано около тысячи книг, я читаю. Есть ноутбук, смотрю, фильмы скачиваю. Интернета нет, к сожалению. Фильмы смотрю те, которые в прошлом сезоне были. Не очень отстаём.

– Сказала: «к сожалению», Интернета нет. Может, к счастью?

– Может, к счастью. Некоторые: «Ну как ты там без Интернета?» Да очень просто. Место приветливое. Место хорошее. Те, кто здесь побывал, настолько счастливы! Один приезжал из Туры парнишка: «Ой, как я счастлив, я в центре России».

Здесь понимаешь и осознаёшь: это точка, где время переливается в пространство, а пространство – во время. Это какая-то машина времени. Взял и – выпал из времени. Но выпадаешь в будущее.

Эвенкийское озеро Виви, вытянувшееся по меридиану на добрую сотню километров, в южной своей части, где из него выпадает стремительная речушка Виви – волею географической судьбы – едва ли не самое уникальное место в нашей стране. Добраться до него не просто сложно – невозможно сложно. Первый помощник – вертолёт, в большую воду можно весной по рекам. Или… Или, как в старинной песне поётся: бежал бродяга с Сахалина. Пешком, напролом – по тайге и тундре, вперёд!

Попасть на Виви, добраться до российского ГеоЦентра сложно. Дорого. Всё стоит серьёзных денег: вертолётный керосин, найм проводников, смена пилотов, снаряжение.

Хорошо, что существует Высший горный совет, который возглавляет земляк из ишимского Карасуля и первый тюменский губернатор Юрий Шафраник, который по стране помотался, но до центра России добраться ему пока не удавалось. Уговаривать его долго не пришлось, но размышлял он долгонько. А при всяком непредвиденном расходе фундаментально чесал в затылке. Кому нынче дёшево обходится познание родины?

Почему здесь поминальная часовня в честь Сергия Радонежского? Кто додумался?

Перекличка понятна. Мощная Россия начиналась с личности на Куликовом поле.

И если центр российской державы сегодня здесь, в Сибири, в Азии, и мы – страна на два континента – это подвиг тех личностей, которые и составляют народ. У освоения сибирской России до Тихого океана нет личного имени. Это народное освоение.

Иван: Помню, бригада приехала. Золотарёв губернатором был, Юрий Иванович, начали строить часовню. Погода установилась, как будто на этом бугре рай, а по всем углам в округе – мрак: дождь, тучи, небо затянуло. Строили один год, здесь же пилили лес, часовня из местного леса, не привозной брус, поставили. Юрий Иванович летел чё-то долго на завершение. В Туре погоды не было, а сюда прилетели, начали ставить крест с куполом – погода установилась. Купол поставили. И сразу над ним радуга засияла. Сразу просияла и как бы здесь поселилась. Как только солнышко взойдёт-выйдет, так вот и она, радуга обязательно. Живёт как прописанная. Постоянно. Мы такого раньше не замечали. Мы напротив же живём, утверждать не возьмусь, раньше не поглядывали что ли… Но сейчас каждый день радуга. Только солнышко, тучка проходит, солнышко появится, обязательно радуга будет. Прямиком над часовней. Отчего – почему так, не знаю. Кто бы мне объяснил, что такое радуга вообще и почему она здесь как привязанная.

– Так… Чудо дивное. А над поместьем Иван Николаевича – радуга бывает?

– Конец её. Конец радуги, он у меня. Другой конец. А там прям своя радуга. Собственная. Бывает, допустим, над озером падает: этот конец туда, а бывает именно над часовней. Аура что ли над этим местом? Самая настоящая разноцветная радуга, которая только есть.

– Наверное, не простое место?

– Туристы прилетают, ставят свечки. Просто летают, не рыбачат, прилетят паломники, кто-то пошепчет, помолится и всё.

– А сам свечку поставил?

– Да не одну.

– О чём молился?

– О разном. Бывает другой раз в шторм попадаешь, не то, что замолишься, а много чего у боженьки попросишь. Бывает.

Омельчук: Никогда не задавалась вопросом: «А почему центр России именно здесь»? Не случайно же?

Светлана: Конечно, определяли градус, параллель-меридиан. Чистая математика. Но место особенное на самом деле. Радугу видела я, над озером радуга. А как часовню поставили – над часовней постоянно своя маленькая радуга.

– Даже радуга знает, что здесь центр России?

Светлана не ответила. Заплакала. В самый казалось бы неподходящий момент, смотря на противоположный часовенный берег и, озаряясь лицом, Светлана расплакалась. Слёзы набежали, говорить не смогла. Замахала рукой. Почему она так внезапно заплакала? Не тот момент, когда надо лезть с вопросами.

О чём плачущая женщина? О чуде, которое происходит? о неумолимости времени? о счастье жизни, которая проходит? о поднявшемся ветре, которые погнал штормовые белые барашки по взволновавшейся Виви?

Она смутилась сама, хотя не могла остановиться. Но сама, пожалуй, разберётся, если надо разбираться.

Плато Путорана. Окрестности озера Виви. На ум приходит дежурное сравнение: пейзаж – марсианский. Ландшафт внеземной. Иной. Но тут же следует пресечь себя: да нет, как раз земной. Наш. Нашей планеты. Чисто земной. Но, понятно, космической. Космос земли. Просто многие из нас первозданной матушки-земли не видели. Она здесь, в центре державы. Державное место.Может, в этих местах наша планета была как каменный мяч с ровной каменной поверхностью, где не место водам. И только потом появившаяся вода порезала идеально ровную поверхность-плоть потоками, ущельями, реками, оврагами, озёрами, равнинами. И оставила на память. Здесь не увидишь гор – пирамид, кругом длинные горы – столы. Идеальные космодромы для приёма инопришельцев и их космолётов.

Когда работаешь на Таймыре (я полсотни лет назад работал в Дудинке) – понимаешь: плато Путорана никуда от тебя не убежит. Рано или поздно. Зачарованно.

Кто скажет, попав в эдакую сибирскую глухомань, что здесь не просто географический центр, а центр цивилизации?

Иван, Светланин муж, и скажет.

Центр естественной нетронутой неискажённой России.

Цивилизация тишины.

Анатолий ОМЕЛЬЧУК