В судьбе НГК время «Ч» уже наступило
ЮРИЙ ШАФРАНИК, председатель Совета Союза нефтегазопромышленников России и Комитета Торгово-промышленной палаты РФ по энергетической стратегии и развитию топливно-энергетического комплекса
У нас огромные ресурсы углеводородов. Но главное заключается в том, чтобы перевести их в экономически обоснованные запасы. А таковых ‒ обеспечивающих промышленную добычу ‒ в стране катастрофически мало. И это даже не сегодняшняя проблема ‒ вчерашняя.
Хотя в СМИ часто упоминается, что по итогам последних лет Россия показывает рекордные объемы добычи нефти и газа, надо учитывать, что речь идет о так называемых рекордах, поскольку достижения последних лет нельзя вырывать из исторического контекста.
Общий спад промышленного производства в 90-е годы во всех странах бывшего Советского Союза и Восточной Европы повлек за собой резкое сокращение добычи углеводородов, т.к. в ближнем зарубежье крайне сузились возможности их потребления. Вдобавок накладывалась тяжелая финансово-экономическая ситуация, когда даже за полученное сырье потребители просто не платили. Приходилось идти на различные «нецивилизованные» варианты, включая бартер, который тоже изрядно задерживался.
В 2000-х годах, в период оживления и восстановления экономики, нефтегазовый комплекс (НГК) и углеводородная энергетика в целом ‒ на основе принятых еще в 90-х мер структурного реформирования и соответствующего законодательства ‒ сумели восстановить свои показатели по нефти, газу и углю. Но именно восстановить, а не приумножить.
К 2010 году восстановительный период (протекавший на базе производственных мощностей, созданных преимущественно до образования Российской Федерации) завершился. Действительно, очень заметно выросли объемы добычи нефти и газа, улучшилась система переработки и транспортировки углеводородов. Мы даже превысили показатели, достигнутые в советские времена. К тому же был осуществлен ряд новых крупных проектов, в том числе инфраструктурных, которые позволили нам обеспечить выход на Восток (трубопроводная система «Восточная Сибирь ‒ Тихий океан»), увеличить в 2 раза экспорт нефти по сравнению с советским периодом за счет новых терминалов, Балтийской трубопроводной системы, реконструкции и увеличения пропускной способности транспортных перевалов на Черном море, за счет Каспийской трубопроводной системы.
Кроме того, мы подступились к богатому нефтью Ванкорскому месторождению, газовым кладовым Ямала (знаменитое Бованенково, осваиваемое Газпромом, и месторождения, принадлежащие НОВАТЭКу).
Знаменательно, что именно в 2014 году, году 50-летия промышленной добычи нефти в Западной Сибири ‒ юбилея самого колоссального в мире экономического проекта ‒ состоялся старт проекта освоения углеводородных запасов Востока России, включающий подписание майского договора с Китаем и начало строительства газопровода «Сила Сибири». Я полностью солидарен с заявлением президента Владимира Путина, что в ближайшие годы это будет самая большая стройка в мире.
Все перечисленное, безусловно, вселяет уверенность в последовательном развитии отрасли, но не снимает накопившихся в ней проблем. Накопившихся и в силу динамичного развития мировой экономики наряду с меняющейся геополитической картиной, и благодаря открытию новых месторождений нефти и газа на разных континентах, и по причине наблюдаемой трансформации США из крупнейшего потребителя углеводородов в экспортера.
Такие перемены мы обязаны учитывать, четко определяя свою энергетическую стратегию и тщательно планируя текущую работу. Эти перемены бросают вызовы, прежде всего, состоянию нашего технологического уклада и стремлению осваивать кладовые Восточного вектора развития России. Тем более что мы уже приблизились к этапу, когда не будет не только рекордных объемов добычи нефти (с газом дела обстоят лучше), но вполне вероятен её спад. Потому что ко многим месторождениям еще не подобралась даже геологоразведка.
Или возьмите месторождения вдоль ВСТО. Там есть и газ, и газоконденсат (например, в Ковыкте), и нефть, и гелий, но добывать их нужно непременно комплексно. А это уже совершенно другие затраты. Причем разработка данных кладовых, добыча и глубокая переработка сырья (вплоть до полимерных материалов) суть отдельные суперпроекты. И для их реализации обязательно нужны партнеры, причем утвердившиеся на мировом рынке. Значит, нужен особый экономический подход, особый и весьма дорогой бизнес-проект. Следовательно, надо срочно решать ответственную политико-экономическую задачу: откуда и какого партнера пригласить, как и на каких условиях «встроить» его в дело, чтобы проект бесперебойно осуществлялся 20‒30… сколько угодно лет в интересах России, данного региона и, конечно, каждого партнера, вложившего сюда оборудование, финансовый и интеллектуальный капитал.
Итак, у нашей нефтегазодобычи сейчас крайне ответственный период. Хотя и проблемы видны, и меры определены, но, считаю, действовать нужно намного целенаправленнее и активнее. А ориентироваться есть на кого и в России, и за рубежом. Возьмем Татарстан ‒ один из старейших нефтяных регионов страны. Уже на протяжении 22 лет там не только не падает, но постоянно увеличивается объем добычи, и во многом за счет трудноизвлекаемых запасов. Применение в республике новых методов извлечения и нефтеотдачи дает возможность добывать более 30 миллионов тонн ежегодно. В Татарстане основательно задействована нефтегазохимия, работает шинное производство. Или возьмите Сургутнефтегаз: компания даёт 12,5% от общего объёма добычи нефти в России, а бурит 25% от общего объема геологоразведочных скважин.
Очень яркий пример демонстрирует Техас ‒ старейший после Пенсильвании нефтяной район мира. За последние 6 лет последовательными мерами, не открывая гигантских месторождений, подобных нашему Самотлору, здесь в 2,7 раза нарастили объем добычи (в немалой степени благодаря множеству мелких месторождений и малых компаний). При этом стоимость газа для промышленных предприятий «уронили» с 460 долларов (2008 г.) до 210 (2014 г.) за тысячу кубов. Представьте, какой мощный экономический импульс получил штат всего за несколько лет! Но это не сугубо техасская тенденция: с 2010 по 2013 год в Северной Дакоте добыча нефти выросла на 177%.
И что, какое-то чудо произошло? Нет, конечно. Это закономерный результат целенаправленных, скоординированных действий центральной и региональной власти, учитывающей общемировые тенденции, которые очевидны или только предсказаны. У этого «чуда», можно сказать, две ноги: экономические условия и производственно-технологический потенциал. При этом именно создание благоприятных экономических условий послужило «толчковой ногой», детонатором для мощного «взрыва» технологического потенциала.
В итоге высокая эффективность производства в США делает, к примеру, выгодной добычу 500 литров нефти в день, а у нас даже 5 тонн не укладываются в пределы выгоды…
«Виновата» Америка
Сегодня ни одно мероприятие в профессиональном сообществе не проходит без упоминания сланцевого газа. В широком обсуждении этой темы «виновата» Америка. И упор почему-то делается на увеличении добычи газа именно из сланцев. На самом деле в США газ добывается и из угольных пластов, много сделано для получения биогенного газа… Не исключено, что там появятся и другие источники углеводородов, поскольку за десятилетия созданы необходимые экономические и технологические предпосылки. Десятилетиями стимулировалась разработка технологий, создавались условия для резкого увеличения объемов НИОКР на всех перспективных направлениях.
Важно, что в России достаточно месторождений как традиционного вида, так и с трудноизвлекаемыми запасами: от Баженовской свиты до залежей сланцевой нефти и газа. Но, подбираясь к любым залежам, необходимо все грамотно просчитывать с экономической и социальной точек зрения.
По данным Агентства энергетической информации США, Россия занимает сейчас 9-е место в мире по объему технически извлекаемых запасов сланцевого газа (8,1 триллиона кубометров). Первые три места занимают Китай (31,6 трлн кубометров), Аргентина и Алжир. В то же время по общему объему добычи природного газа мы сейчас находимся на втором месте после США. Добыча газа на традиционных месторождениях дешевле, чем на сланцевых, поэтому в ближайшие годы у нас нет необходимости массово осваивать месторождения сланцевого газа.
Однако добыча из сланцев требует применения самых современных технологий и постоянно совершенствуется, поэтому ради развития отечественной промышленности целесообразно уже сейчас начать заниматься пилотными проектами по добыче нефти и газа из сланцев. Потому что «сланцевая революция» ‒ это не только буровые установки-«железки», но и самая современная электроника, химия и т.д. Это сложнейшее производство, не уступающее по сложности космическим программам. Я считаю, что перспектива освоения сланцевых и шельфовых месторождений, Баженовской свиты должна быть использована нами, как это уже сделали и делают у себя норвежцы и американцы, для развития отечественного комплекса по производству отраслевого оборудования и нефтесервиса.
Нефть на конце долота
Чтобы и впредь лишь удерживать нынешний объем добычив странена уровне 500 млн тонн, необходимо обеспечивать отдачу минимум 160 млн тонн нефти в год с новых месторождений, компенсируя снижение добычи на старых. Следовательно, надо в 2,5‒3 раза увеличить объем разведочного бурения и минимум на 13% в год увеличивать бурение эксплуатационное, причем бурение должно быть современным, высокотехнологичным.
Это, в частности, относится к проходке горизонтальных стволов. Между тем, в 2013 г. в России пробурен всего 21 млн м. А по итогам 1-го полугодия текущего года, как свидетельствует ЦДУ ТЭК, мы снизили объемы бурения в отношении к предыдущему на 7%.
Это не просто опасно, а чрезвычайно опасно. Что бы мы ни говорили, но производство нефти – это бурение. Для сравнения: чтобы увеличить добычу нефти и газа, за последние 7 лет Америка с 60 млн м вышла на110 млн м проходки в год.
Как говорил знаменитый руководитель «Главтюменнефтегаза» Виктор Иванович Муравленко: «Нефть ‒ на конце долота». То есть, объем добычи напрямую зависит от парка буровых установок (БУ). Но если за последнюю пятилетку Советского Союза мы получили 1100 буровых, то за последующие 20 лет (1992‒2012 годы) ‒ всего 400. Причём половина из них – не российского производства.
(Замечу в скобках, что в свое время мы имели развитую промышленность по выпуску БУ. Их сборка велась на Волгоградском заводе буровой техники, заводе Уралмаш-буровое оборудование, Кунгурском машиностроительном заводе и ряде других предприятий. При этом подрядчиками выступали самые разные отечественные заводы. Наши установки закупали западные буровые компании, их использовали для освоения стратегической сырьевой базы – полуострова Ямал.)
Итак, чтобы сохранить имеющиеся позиции по добыче «чёрного золота», необходимо заменить как минимум 1000 устаревших буровых установок и добавить к ним ещё 1000 новых. Конечно, на это требуются немалые деньги, поскольку цена одной БУ в среднем составляет 25 млн долларов. Тем не менее, нам жизненно необходима обвальная замена буровых и соответствующей инфраструктуры.
И ещё: увеличивая бурение, важно правильно сработать на снижение затрат и издержек. Здесь главные законодатели ‒ это наши национальные лидеры, наши ВИНКИ. Они заметно укрепились за последнюю десятилетку и обязаны сегодня взять на себя роль лидеров в данном вопросе. Основным залогом успеха является эффективность и национальная ориентированность компаний, их работа как инициаторов и организаторов оживления и развития отрасли. А пример должны показывать компании с государственным участием ‒ пример эффективности и опережающего развития. Впрочем, есть и частные компании, на которых стоит равняться, ‒ тот же Сургутнефтегаз или Газпром нефть.
Во всем, что сказано выше ‒ главная проблема и задача отрасли. Остальные задачи тоже сложные, требующие тесного взаимодействия между нефтегазовой промышленностью и Минэнерго, Минприроды, Минфином, Минэкономразвития. Причем работа правительства должна носить мобилизационный характер, обеспечивающий обязательную, полную и своевременную отдачу по любому из принятых решений.
Фискальная удавка
Сегодня крайне запутано все, что связано со стимулированием компаний, с переходом на другую систему налогообложения. Нужно, чтобы у органов исполнительной власти с помощью промышленников появилась правильная модель развития отрасли на длительный период, потому что любые отраслевые метания я считаю преступными, т.к. речь идет о сложном капиталоемком бизнесе, и его нельзя стимулировать сегодня так, а завтра иначе. Поэтому обсуждения на форумах профессионалов должны формировать в Минфине, Минэкономразвития, Минэнерго, Минприроды точный и ясный образ того, как следует стимулировать нефтегазопромышленников, какими рычагами добиваться сохранения и увеличения объемов добычи.
Известно, что у нас самые высокие на планете налоги в нефтегазовом секторе ‒ от 40 до 65%. В Америке они не превышают 32%. Более того, нацеленность российской фискальной системы на налогообложение выручки, а не финансового результата компаний, делает добычу на большинстве разрабатываемых месторождений нерентабельной. Необходимо ориентировать налоговую политику на стимулирование привлечения инвестиций в отрасль, переходя на новый режим, основанный на изъятии сверхдоходов. Введение налога на добавленный доход давно и активно обсуждается, но пока мы не продвинулись на пути к внесению соответствующих изменений в Налоговый кодекс. Без этого по-настоящему стимулировать отрасль невозможно. Принятие точечных решений по конкретным участкам недр, по конкретным запасам сложно и неэффективно.
(ЛУКойл, одна из самых мощных наших компаний, имеет чистую прибыль около 9 миллиардов долларов. У ExxonMobil она превышает 40 миллиардов. А ведь все геологоразведочные и буровые работы, ввод новых месторождений, модернизация нефтепереработки осуществляются за счёт той самой чистой прибыли.)
Не менее важно улучшать инвестиционный климат. И дело тут не в одной лишь системе налогообложения или борьбе с офшорами. Ведь почему бизнес стремится вывести средства из страны на тот же Кипр или Каймановы острова? Не только потому, что там налоги низкие. Дело в элементарной правовой защищенности.
Геологоразведка в штопоре
Одной из основных причин пессимистичных прогнозов будущего российского ТЭК специалисты называют ситуацию с геологоразведкой. Действительно, она сейчас находится на самом низком уровне как минимум за последние 50 лет. А учитывая, что мы говорим об этом больше 15 лет (доказывая «первородство» то финансирования, то технического перевооружения) можно сделать вывод: нет теперь преимущества у какой- либо из этих опор для резкого улучшения ситуации. Необходимо и то и другое. Что касается финансирования, то деньги сами по себе мало что решают. Главное ‒ точно наметить зоны открытий месторождений и круг решаемых задач. Затем определяются исполнительные органы-игроки: добывающие компании, специализированные геологические предприятия (большие и малые, но сориентированные на свои, конкретные, обязанности), и через них и их стимулирование осуществляются проекты.
Однако пока геологоразведка недостаточно востребована, как и не понята острота проблемы, хотя специалисты на эту тему давно все высказали ‒ от президента Российского геологического общества Виктора Петровича Орлова до членов Высшего горного совета и профессионалов в федеральных округах. Поэтому повторяться смысла особого не имеет. Важно просто уяснить: если ничего не менять в отрасли, то в лучшем случае добыча нефти будет колебаться в ближайшее десятилетие на уровне 500 млн тонн, а после 2020 года и вовсе может снижаться. Весьма вероятно, что так и произойдёт, если власть и компании не выведут из штопора геологоразведку. Это высокорисковый вид бизнеса. Значит, надо совершенствовать систему государственного регулирования, чтобы компаниям было выгодно вкладывать деньги. Да, в первую очередь компаниям. Но создавать условия должно государство, чтобы у компаний, у частных инвесторов появился смысл рисковать.
Перевооружение НГК крайне необходимо
Уже давно в нефтегазовом комплексе, особенно в нефтесервисе, большая часть оборудования ‒ зарубежного производства. Насколько, уместно говорить об импортозамещении в данном случае? Готовы ли отечественные машиностроительные предприятия изготавливать качественное оборудование для российских нефтегазовых компаний? Какой период времени может занять это импортозамещение, в каких объемах? Это острейшие вопросы не только для отрасли, но и для всей отечественной экономики. А масштаб задачи настолько велик, что требует внимания высшего руководства страны. Ведь кроме поддержания объемов добычи и технического перевооружения машиностроения речь идет о многочисленных высокотехнологичных рабочих местах. Стране такая задача по плечу, но необходимы отмобилизованность, сконцентрированность и координирующая роль председателя правительства России. Не ниже. И тогда половину средств на перевооружение мы сможем направить на наши машиностроительные предприятия, привлекая к работе и находя эффективные формы сотрудничества с западными и китайскими компаниями, которые продвинуты в данной сфере.
Это в первую очередь относится к ситуации на сервисном рынке. Ее можно изменить, прежде всего, при условии выделения и специализации нефтегазового сервиса. Такой механизм обеспечивает кратное повышение эффективности добывающих компаний. А профессиональные сервисные предприятия будут успешно развиваться сами, содействуя развитию отечественного машиностроения, поскольку сервис должен быть главным заказчиком оборудования и технологий.
Мы видим, что процессы, заданные правительством и активизированные работой Комитета ТПП по энергетической стратегии и развитию ТЭК и Союзом нефтегазопромышленников, обрели движение, но и профессиональному сообществу, и руководству страны надо прилагать радикально больше усилий к тому, чтобы российские сервисные бренды были всячески поддержаны. Необходимо государственное стимулирование развития сервисных и машиностроительных предприятий через корректирование нормативно-правовых актов, введение для всех добывающих компаний обязательных норм размещения заказов на территории страны.
Нужны региональные программы
В заключение считаю важным напомнить: Россия от Чукотки и Магадана до Калининграда настолько разная, что с одним программным шаблоном действовать в НГК просто преступно. Поэтому я всегда стоял за сильную региональную политику, подразумевая использование местных особенностей, региональное стимулирование, развитие того или иного направления в нефтегазодобыче и вообще в недропользовании.
На сегодняшний день идеальный пример освоения недр демонстрирует Австралия. Там всего 22 млн жителей, но они как экспортеры сырья опережают нас. Кроме того, произвели, например, в 2012 году горного оборудования на 81 млрд долларов и экспортировали его на 15 млрд. Для сравнения: всё добытое в 2012 г. в России золото можно оценить примерно в 11 млрд долларов. Кстати, в Австралии сейчас производится 6% от мирового объема программного обеспечения для горняков, и в ближайшие годы она предполагает стать основным поставщиком горного оборудования в Россию. Учиться надо! Хотя целенаправленному региональному освоению природных ресурсов можно поучиться, как я уже упоминал, и у Татарстана.
Но учеба, причем стремительным экстерном ‒ только частица настоятельно требуемого мобилизационного прорыва во всем, что связано с добычей углеводородов. В частности, федеральному центру нужно усилить роль регионов в разработке «трудной» нефти. К тому же санкции не позволяют нам размышлять ни одного дня. Нужно сверхактивно заниматься повышением эффективности компаний, концентрацией усилий на Восточном векторе, конкретными программами по импортозамещению, адаптацией технологий, поиском вариантов привлечения партнёров, интеграцией с ними. И при этом категорически отказаться от мысли, что у нас ‒ и в центре, и в регионах ‒ есть в запасе какое-то время. В судьбе НГК время «Ч» уже наступило.
Федеральный справочник «Топливно-энергетический комплекс России», 2014 г.