Последняя империя

50 лет назад ‒ 12 июня 1965-го ‒ председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин подписал постановление об организации Главтюменнефтегаза. Именно с этой даты начинается настоящая битва за большую тюменскую нефть.

Главное Тюменское производственное управление по нефтяной и газовой промышленности, которому союзное правительство предоставило права совнархоза, появилось не на голом месте.

Обское море

За полтора года до этого ‒ 4 декабря 1963-го ‒ Никита Хрущёв, возглавлявший Совет Министров СССР, подписал поистине историческое постановление «Об организации подготовительных работ по промышленному освоению открытых нефтяных и газовых месторождений и о дальнейшем развитии геологоразведочных работ в Тюменской области». Совмину РСФСР было поручено обеспечить пробную эксплуатацию открытых месторождений и доведение на них добычи в 1964-м до 100 тысяч тонн, в 1965-м ‒ не менее чем до 200 тысяч тонн и в 1970-м ‒ до 10 миллионов тонн. Для выполнения этой задачи уже в 1963-м необходимо было организовать производственное объединение «Тюменнефтегаз» с подчинением Средне-Уральскому совнархозу.

Совмину РСФСР, министерствам и государственным комитетам СССР дали всего 27 дней на подготовку предложений с технико-экономическими обоснованиями по проектированию и строительству железной и автомобильной дорог Тюмень ‒ Тобольск ‒ Сургут. К апрелю 1964-го предстояло разработать проектно-сметную документацию на проведение пробной эксплуатации скважин на Усть-Балыкском, Мегионском и Шаимском месторождениях.

Постановление обязывало создать в Тюмени индустриальный институт, научно-исследовательский и проектный институт Гипротюменнефтегаз. Изготовить для Тюменнефтегаза в 1964 году 10 тысяч квадратных метров сборных брусковых домов. Построить на Тюменском судостроительном заводе 30 нефтеналивных барж и провести дноуглубительные работы по основным магистралям Оби и её притоков, обеспечив доставку нефти с промыслов на омский завод. Обеспечить телефонно-телеграфную связь с нефтяными и газовыми предприятиями в Сургуте, Мегионе, Шаиме, Усть-Балыке и Игриме. К 1966 году осуществить ввод нефтепроводов с Усть-Балыкского, Сургутского, Мегионского и Шаимского месторождений. В Тюменскую область для работы в нефтяную и газовую промышленность следовало привлечь молодых специалистов со всей страны.

При этом проектирование и строительство промыслов, рабочих посёлков и городов, дорог и предприятий должно было осуществляться «при уровне расположения строительных площадок с отметкой не ниже 30 метров, до которой может подняться уровень реки Оби при возможном подпоре её плотиной Нижне-Обской ГЭС». На повестке дня по-прежнему стояло строительство крупнейшей гидроэлектростанции под Салехардом. Обское море плескалось бы сейчас на большей части Западной Сибири.

Повышенные обязательства

Тюменнефтегаз сформировали в кратчайшие сроки. Возглавил его Арон Слепян, на протяжении полутора десятка лет управлявший в Башкирии трестом «Туймазабурнефть». В состав объединения вошли управления и значительная часть аппарата расформированного к тому времени Тюменского совнархоза.

За считанные месяцы в составе Тюменнефтегаза были развёрнуты три треста ‒ «Тюменнефтегазразведка» с Усть-Балыкской, Мегионской, Шаимской, Игримской конторами бурения и тампонажной конторой в Нефтеюганске, «Тюменнефтегеофизика» с Усть-Балыкской, Шаимской и Игримской промыслово-геофизическими экспедициями, Тюменнефтеснаб с Тюменской, Игримской, Сургутской, Шаимской, Картопьинской, Усть-Балыкской и Мегионской конторами материально-технического снабжения. Появились нефтепромысловые управления в Сургуте, Шаиме и Мегионе, газопромысловое управление в Игриме. Строительно-монтажное управление в Тюмени, Усть-Балыке, Мегионе и Берёзово. Контора связи с отделениями в Игриме, Шаиме, Усть-Балыке, Мегионе и Берёзово. Управление рабочего снабжения с отделениями в Игриме, Шаиме, Сургуте и Мегионе.

В мае-июне 1964-го первые баржи с нефтью Усть-Балыка, Шаима и Мегиона были отправлены на омский завод. А всего в эту навигацию Тюменнефтегаз отгрузил 209 тысяч тонн чёрного золота, более чем вдвое перевыполнив задание государства. На 1965 год объединение взяло обязательство добыть не менее миллиона тонн.

«Как кур в ощип…»

Галина Запорожец волею судьбы оказалась вовлечена в самую гущу тех событий. В 1962-м, приехав из Ханты-Мансийска, она устроилась на работу инженером по промышленности в Тюменский совнархоз. В Тюменнефтегазе отвечала за поставки бурового оборудования, а уже в главке была референтом и правой рукой всех его начальников ‒ от Виктора Муравленко до Валерия Грайфера. Продолжила работать в воссозданном Юрием Вершининым на осколках главка объединении «Тюменнефтегаз», а затем в Тюменской нефтяной компании.

Естественно, мы поинтересовались у Галины Павловны подоплёкой создания главка.

‒ Объединение не справлялось с поставленными перед ним задачами, ‒ убеждена Галина Запорожец. ‒ Не стоит забывать, что был самый разгар холодной войны. Чтобы победить в том противостоянии с Западом, нашей стране требовалось всё больше нефти, а дать её никто, кроме Тюменской области, не мог. А Слепян попал как кур в ощип. Летом 1964-го на базу нашего ОРСа прибыла цистерна с метанолом для промывки скважин. Халявный спирт вывозили вёдрами. Две бригады грузчиков, охрана, да и многие горожане умерли практически сразу. Помню, звонят ночью домой, а у меня муж был начальником милиции, и сообщают, что в кюветах вдоль дорог скорченные тела лежат. Собрали более сорока трупов. 178 человек ослепли, многие стали инвалидами. Начальнику Тюменнефтеснаба, он был уже в возрасте, дали два года. Осудили начальника охраны. Конечно, и Слепян попал под раздачу. После создания главка он полгода ещё поработал первым замом у Виктора Муравленко, передавая дела, а потом его отправили в Полтавское НГДУ.

Детище Косыгина и Байбакова

‒ Главтюменнефтегаз был детищем Косыгина и Байбакова, ‒ подчёркивает Галина Запорожец. ‒ Алексей Косыгин в годы войны отвечал за эвакуацию промышленных предприятий. Летом 1943-го возглавил Совет народных комиссаров РСФСР. Николай Байбаков лично координировал обеспечение горючим армии и предприятий, а к концу войны и уже в мирное время был народным комиссаром нефтяной промышленности СССР. Они как никто другой знали состояние дел в отрасли и стране и смотрели на многие десятилетия вперёд. Перед главком поставили почти невыполнимую задачу ‒ в безлюдной тайге среди болот создать мощнейший на планете топливно-энергетический комплекс. Такого не было нигде в мире! Справиться с этой задачей мог только Виктор Муравленко, который во время войны добывал нефть на Сахалине, а после ‒ в Ставрополе и Поволжье. Немудрено, что на протяжении всех 12 тюменских лет Муравленко едва ли не каждый день по прямому телефону разговаривал с Байбаковым. Ведь прежде чем получить простой трактор, необходимо было загодя включить его в план заводу. И так по всей цепочке.

Галина Запорожец бережно хранит стенограммы совещаний. Вот одно из первых ‒ ноябрь 1965-го. Борис Щербина, первый секретарь Тюменского обкома КПСС, обращается к зампреду Совмина СССР: «Вы сказали, мы дадим полтора-два миллиона тонн. Дайте нам триста машин, десяток тракторов ‒ и мы готовы этот вопрос рассмотреть». Михаил Ефремов, зампред Совмина, в свою очередь обращается к Муравленко: «Виктор Иванович, посмотрите так, чтобы встретиться со всеми товарищами, помощниками, близкими друзьями, где ещё набрать (это про деньги. — Г.З.) Я иду на то, чтобы помочь, а вы подскажите, как помочь». ‒ «Подумаем», ‒ на этом ответе Муравленко совещание завершается.

Снабжение главка шло в приоритетном порядке. Не только Муравленко, но и его заместители, начальники управлений напрямую общались с руководителями отделов Госплана СССР, оперативно решая насущные проблемы. Таких прав не было даже у союзного министерства. Изначально взятые темпы поражают. За три с небольшим месяца после формирования главка количество тракторов, бульдозеров, экскаваторов и автомобилей в ведении тюменских нефтяников увеличилось вдвое, превысив 2400 единиц.

‒ На Севере же абсолютно ничего не было, ‒ вспоминает Галина Запорожец. ‒ Завозили всё ‒ от дуста, которым травили комаров, до гвоздей и лопат. Палатки и доски, матрасы и одеяла, тазы с корытами. Баржи по первости нередко застывали во льду. И Матвей Крол, первый зам Муравленко, между прочим, интендант Берлина с мая 1945-го, несколько лет обеспечивавший трёхмиллионный город, прыгал на неё с вертолёта, чтобы на месте решить, из чего нарастить борта и как их охранять. Ведь жители окрестных деревень грабили всё подчистую.

Новая цель

Уже весной 1966-го XXIII съезд КПСС ставит перед только что созданным главком задачу: за пять лет довести добычу нефти до 20‒25 миллионов тонн. Бакинские нефтяники, например, шли к этому уровню почти столетие. По ходу из Кремля то и дело звучат команды ещё больше увеличить добычу.

Муравленко справляется с планами партии. В 1970-м страна получила 31,4 миллиона тонн тюменской нефти. За пятилетку в разработку введены десять месторождений, в том числе легендарный Самотлор. Бурение возросло почти в восемь раз, проходка превысила миллион метров горных пород.

В 1970-м очередной съезд ставит новую цель: 120‒125 миллионов тонн нефти к 1975 году. И вновь план выполнен досрочно. Добыча нефти возросла до 148 миллионов. А партия уже требует к 1980-му ‒ к Олимпийским играм в Москве ‒ довести ежегодную добычу до 310 миллионов тонн. Для этого ввести в разработку 27 новых месторождений и более 8700 скважин, построить 22 340 километров трубопроводов.

Последняя империя

Галина Запорожец достаёт личную книжку Виктора Муравленко. Плановый отдел «рисовал» их на каждую пятилетку в двух экземплярах. Один для начальника. Второй ‒ для его референта.

‒ Написано мелковато, но книжка должна была входить в карман, ‒ поясняет Галина Павловна. ‒ Виктор Иванович всегда носил её с собой. Однажды звонит: «Очки найти не могу. Возьми-ка наш счётчик (так он её называл), посмотри…»

В книжке, исписанной миниатюрными печатными буквами, содержатся плановые показатели по годам X пятилетки и их фактическое исполнение в разрезе многочисленных предприятий. В 1976-м, например, Главтюменнефтегазу необходимо было ввести 2100 мест в детских садах, 3840 мест в школах, 220 больничных коек, 2200 мест в клубах, 292 380 квадратных метров жилья. Тут же коммунальное и сельское хозяйство, бурение и добыча… Далеко не всегда планы исполнялись. Детских садов в тот год ввели всего 1400 мест, подкачал Нижневартовск. Больничных коек ‒ 140, клубов ‒ 1600 мест, жилья ‒ немногим более 277 тысяч метров. Зато школ сдали на 4200 мест.

‒ Мы строили сами и с помощью многочисленных студенческих отрядов, ‒ рассказывает Галина Запорожец. ‒ Сами комплектовали те же детские сады ‒ пелёнками-распашонками, кроватками и ковриками, ложками-чашками… Это была целая империя. В главке были свои колхозы и совхозы, рыболовецкие бригады, больницы и школы, пионерские лагеря и пансионаты.

Моя собеседница достаёт ещё одну записную книжку с рабочими и домашними телефонами людей, с которыми в любое время дня и ночи мог связаться начальник главка. В ней Николай Байбаков, весь Госплан, министры, первые секретари обкомов партии… Лётчики, железнодорожники… Директор Куйбышевской кондитерской фабрики, которая однажды по личной просьбе Виктора Муравленко отгрузила тюменским нефтяникам вагон шоколада. Тюмень, Томск, Москва, Куйбышев, Киев…

«Неприятный разговор»

В июне 1977-го Муравленко не стало. Он умер накануне сессии Верховного Совета СССР. Сердце не выдержало вечной гонки. В тот год Тюменская область дала стране 211 миллионов тонн нефти.

‒ Говорят, Виктор Иванович умер после «неприятного разговора» с новым министром нефтяной промышленности СССР Николаем Мальцевым…

‒ Мальцева рекомендовал сам Муравленко, не пожелавший после смерти прежнего министра Валентина Шашина менять Тюмень на Москву. Прекрасно помню разговор с Виктором Ивановичем. Я всегда встаю в три утра и, готовя для семейства обед, слушаю тех, кто говорит правду. И вот весной 1977-го «Голос Америки» сообщает: Муравленко ‒ а его знали во всём мире ‒ отказался от поста министра. В восемь утра, уже на работе, сказала об этом Виктору Ивановичу. Он замер. Ведь с Косыгиным он разговаривал по ВЧ-связи в восемь вечера, а об этом уже известно за океаном. Тогда же Муравленко и сказал, что посоветовал Мальцева. Молодого, умного парня. Все эти слухи, кочующие из мемуаров в мемуары «очевидцев», не имеют под собой ни малейшего основания. Выйдя от Мальцева, он звонил мне в Тюмень, много шутил. Встретил в Москве нашего Героя Соцтруда Александра Филимонова, пригласил его к себе на вечер в гостиничный номер расписать пульку… Я вообще не встречала таких людей, кто бы мог позволить себе неуважительно разговаривать с Муравленко. Он и сам даже на работников главка никогда не повышал голос.

‒ Если Мальцев не виноват, то что же тогда случилось с Муравленко?

‒ Муравленко не щадил себя. Он работал день и ночь, по три недели в месяц проводил в командировках. Наши мужики, ездившие с ним на Север, жаловались, что у них отваливаются ноги, не поспевают за шефом бегать. При этом Муравленко полжизни ждал смерти старшего сына Валерия, бурового мастера, который обварился во время аварии. Виктор Иванович говорил, что сначала вздрагивал от каждого звонка… Накануне у Муравленко случился третий инфаркт, и лечащий врач профессор Николай Кардаков открыто сказал, что поездка в Москву может стать последней. Но Виктор Иванович как всегда отшутился: «Что же мне, дома теперь умирать?..» Умер Муравленко по чистой случайности, он потерял баллончик с лекарством от астмы, который ему из Франции привёз Сабит Оруджев, министр газовой промышленности СССР. Муравленко стеснительный был, постоянно прятал баллончик в носовой платок, подносил его к лицу и вдыхал, чтобы никто не заметил. Так вот баллончик нашли в машине между сиденьем и дверью. У Виктора Ивановича случился приступ, умер он прямо в «Жигулях», пока его вёз наш переводчик.

«Да, хорошо, сделаем…»

После смерти Муравленко летом 1977-го начальники Главтюменнефтегаза менялись как перчатки.

‒ На фоне Муравленко никто из его преемников не смотрелся, они не соответствовали занимаемому месту, ‒ делает вывод Галина Запорожец. ‒ Феликс Аржанов, главный инженер, первый зам Муравленко, был начальником три года. Он постоянно болел, в главке не с кем было уже решать главный вопрос. Как-то я сняла трубку ВЧ-связи. Косыгин хотел переговорить с Аржановым. Я сказала, что начальник на больничном, и пригласила Николая Дунаева, главного инженера. Он берёт трубку, встаёт навытяжку и покрывается потом, я даю ему салфетку. Косыгин здоровается, спрашивает, как дела, а затем говорит: «У меня к вам большая просьба, надо ещё прибавить нефти». И называет необходимый тоннаж. Дунаев: «Да, хорошо, сделаем». Сам сел и полез за валидолом, он же сердечник был. Потом вызывает главного геолога Юрия Фаина и главного буровика Мидхата Сафиуллина ‒ решать, за счёт чего дать дополнительную нефть. А дать её можно только за счёт уплотнения сетки разбуривания Самотлора. Сетку подготовили, но Фаин и Сафиуллин подписывать её отказались. Так Дунаев дважды поставил свою подпись.

Советский Союз, введя войска в Афганистан, всё жёстче закручивал гайки. Тюменские нефтяники начинали выдыхаться. Они с трудом выполняли «планы партии ‒ планы народа». В 1980-м Западная Сибирь дала лишь 312,6 миллиона. На ее долю приходилось более половины общесоюзной добычи.

Планы партии — планы народа

Планы XI пятилетки ‒ 630 миллионов тонн нефти к 1985 году! Страна Советов уже прочно сидела на нефтяной игле, помогая строить коммунизм едва ли не по всей планете. Наши специалисты выполняли интернациональный долг в государствах третьего мира. От тюменцев требовали не менее миллиона тонн нефти в сутки. На главный главк страны бросили Героя Социалистического Труда Ришада Булгакова, генерального директора Татнефти. Но главк, обеспечивающий львиную долю союзной добычи, проваливал задания партии ‒ одно за другим.

Уже в 1983-м Героя меняют на генерального директора Юганскнефтегаза Романа Кузоваткина. Причем для усиления роли и значения начальника главка повышают до заместителя министра нефтяной промышленности СССР. Не помогло. По итогам пятилетки недобор нефти в Западной Сибири достиг 31 миллиона тонн.

‒ Ребята из объединений мало подчинялись Кузоваткину, ‒ замечает Галина Запорожец. ‒ Он был добрый, знающий, грамотный. Но все были такие. Каждый из них ‒ Богданов, Алекперов, Шафраник, пришедшие к нам мальчиками, ‒ готов был стать начальником главка. Он их на ты ‒ и они его на ты, он их матом ‒ и они его матом. Это уже не руководитель. Последней каплей стал разговор с Богомяковым на Лебяжке, когда Кузоваткин прилюдно покрыл первого секретаря матом. Тот сел в машину и уехал. Я указала Роману Ивановичу на неуместность такого тона, а он лишь в ответ: «А что он, гидрогеолог, указывает мне, как нефть добывать!» На этом всё и закончилось.

Мощный фундамент

Весной 1985-го в Тюмень направили Валерия Грайфера, начальника планово-экономического управления Миннефтепрома СССР. Он стал последним командармом Главтюменнефтегаза. Ценой неимоверных усилий всей страны в 1986-м ежесуточная добыча в Западной Сибири превысила миллион тонн нефти, достигнув 389,7 миллиона тонн. В 1988-м тюменские нефтяники добыли 408,6 миллиона тонн. Немногим меньше, чем добывает сегодня вся Россия.

В 1990-м главка не стало. Вскоре развалилось министерство, да и всё союзное государство. Но благодаря мощному фундаменту, заложенному Главтюменнефтегазом, вот уже четверть века живёт вся Россия.