Делить легче, чем создавать

Сегодняшний собеседник главного редактора журнала Г.П. ВОРОНИНА Ю.К. ШАФРАНИК благодарен судьбе, что родился, вырос и встал на ноги именно в тот период, когда полным ходом шло освоение Западно-Сибирского нефтегазового комплекса. Еще учась в институте, он отчетливо уяснил для себя: без Севера и без большого дела жить не сможет. Результат — вот что самое важное в жизни.

Он уверен, что мы можем и должны выбрать направление устойчивого развития России — свой путь с учетом наших желаний и возможностей — и двигаться в этом направлении, используя весь арсенал рыночных и государственных методов управления, своевременно отслеживая, прогнозируя ситуацию и принимая оперативные решения в соответствии с принятой стратегией. Приоритет здесь может быть только один — российский национальный интерес.

— Юрий Константинович, двадцать лет назад вы подали в отставку с министерского поста. Одной из причин такого решения было ваше несогласие с государственной политикой в отношении ТЭК. Как вы оцениваете сегодняшнюю деятельность государства в этой сфере, каковы ее «плюсы» и «минусы»?

— Нельзя сказать, что я тогда был в целом не согласен с государственной политикой в сфере ТЭК. Все-таки тогда нам многое удалось сделать. Начало девяностых — сложный период. Старое рушилось, нужно было создавать новое, но при этом не было ясно — под какие цели это новое строить. По-сути, в сознании людей произошел резкий переворот — от отношения к собственности, до морали и нравственности.

Сейчас, через годы, оглядываясь назад, я могу сказать, что тогда ТЭК в сложнейшей ситуации все же избрал верный путь, многое сделал правильно. К 2000 г. даже угольная промышленность стала рентабельной!

Был принят целый ряд важных и нужных законов. Например, закон «О недрах». Он действует и поныне. Да, в него вносились изменения, что естественно, но свою положительную роль он, несомненно, сыграл. Оправдали себя и так называемые «сквозные компании», объединившие и нефтедобычу, и переработку, и транспортировку, и сбыт.

С чем лично я был не согласен? Структурные изменения и создание нового на базе государственной собственности — это одно, а создание условий для нового бизнеса — другое. Но когда люди стали просто делить то, что имели, вот с этим я был категорически не согласен. С теми же печально известными залоговыми аукционами, где госсобственность отдавалась за копейки. Делить всегда легче, чем создавать новое.

Сегодня этот процесс практически остановлен. И это — огромный плюс нынешней государственной политики. Для меня лично очевидно, что концепция, которую мы заложили, себя оправдала.

Большой плюс — то, что по всем параметрам работы ТЭК сейчас достигнут, или даже превышен уровень союзных показателей. Согласитесь, у нас подобных отраслей немного. Даже такое тяжелое направление, как бурение. Это самый капиталоемкий сегмент. 75% затрат — это все, что связано с бурением и обустройством на буровых. Даже здесь мы вышли на параметры, превышающие показатели времен СССР.

Очень много сделано для развития инфраструктуры ТЭК, что с 2000 г. почти в два раза позволило увеличить объемы экспорта. Серьезное достижение.

Что касается минусов… Знаете, когда люди возмущаются неудачной игрой наших футболистов, это удивляет, потому что уровень российского футбола объективно таков, что ни на что существенное мы и не можем претендовать. Но если говорить о ТЭК, мы просто обязаны по эффективности, по всем параметрам соответствовать мировому уровню, лучшим образцам, быть, как минимум, в тройке мировых лидеров.

В принципе, я считаю, что наш ТЭК по многим параметрам соответствует мировому уровню. Но эффективность, особенно на стыке с машиностроением, оставляет желать лучшего. Там не государство даже, а сама отрасль должна была не идти по пути покупки зарубежного оборудования. Это слишком простой путь.

Энергетический мир за последние восемь лет очень изменился. По ряду параметров произошли технологические прорывы. Те же возобновляемые источники энергии. Мы привыкли считать, что это — дело отдаленного будущего, что сейчас они чрезвычайно затратны. Но сегодня при определенной цене на нефть их использование может стать вполне рентабельным. Технологии добычи сланцевых нефти и газа перевернули мир, неизмеримо раздвинули рамки оценки имеющихся ресурсов.

Вот здесь для нас — огромный вызов, задача стать «чемпионами мира». Нашему ТЭК нужны прорывы на новые технологические уровни.

Что у нас явно не сумели сделать — это так откорректировать налоговое законодательство, чтобы был стимул для развития малых, средних и больших компаний. Например, если в Техасе из новой скважины 500 л в сутки добывать выгодно, то у нас невыгодно и 5 т. И это, наверное, выходит за рамки компетенций специалистов-нефтяников. Тем более что проблемы такого рода особенно обостряются с падением цен на нефть. Решим их — и не нужно много говорить о помощи, поддержке малого, среднего бизнеса. Не надо никого поддерживать. У нас люди волевые и с характером. В нефтяную промышленность слабаки не идут. Просто создайте условия, чтобы и у нас 500 л добывать стало выгодно. И тогда начнут бурить. Будут рабочие места, тонны нефти, кубометры газа.

— Чтобы получить разрешение на бурение у нас нужно столько бюрократических кругов пройти…

— Конечно. Мы сами себе иногда создаем преграды, которые потом героически преодолеваем. Вот если мы с вами, например, возьмем участок земли в Техасе, то в течение двух дней можем начать бурить. Чтобы получить разрешение на бурение скважины в России, даже со всеми моими связями, понадобится 9 месяцев. Вам, я думаю, это будет вообще не под силу. Вот в чем все дело. И никакое импортозамещение для решения этих проблем не нужно.

Сегодня главное — не снижать инвестиции в бурение, о чем наш президент уже несколько раз говорил в последнее время. Да, трудно сейчас с деньгами. Но речь-то идет не о нефтяниках. Их товар всегда пользуется спросом. Здесь исключительно вопрос цены. А вот другие отрасли — их зависимость от ТЭК огромна. Металл, трубы, оборудование, транспорт, дорожное строительство. Снизим темпы бурения, добычи — это напрямую скажется на состоянии этих смежных отраслей.

Поэтому сейчас, в сложной экономической ситуации одна из основных задач — не снизить темпы выполнения инвестиционных программ в отрасли.

— Тем не менее, в последнее время и в прессе, и даже с достаточно высоких трибун слышны призывы к снижению объемов добычи нефти в нашей стране…

— Даже интересно, те, кто это предлагает, хотят за счет чего-то еще заработать деньги для пополнения бюджета? В принципе, было бы неплохо снизить нагрузку на нефтегазовый сектор. Но чем нефть и газ заместить? Другое дело, что можно и нужно повернуть вектор насыщения нефтью, газом, электроэнергией — дешевыми! — внутреннего рынка.

Сейчас, учитывая санкции, вектор по сдерживанию России на всех направлениях определен. За 3—5 лет можно насытить дешевыми энергоносителями внутренний рынок. Да, налоговые поступления снизятся. На чем поднимемся? На инвестициях! На дешевый газ, электричество инвесторы придут. Нам необходимо создать хороший инвестиционный климат, который будет повышать эффективность проектов. Поэтому политически нужен именно этот разворот. Да, для «Газпрома», крупных нефтяных компаний это станет тяжелым испытанием — придется снижать издержки, экономить на всем. Но такая ситуация станет стимулом для развития в отрасли малого и среднего бизнеса.

Надеяться на то, что если Россия снизит объемы добычи нефти, цена на нее на мировом рынке заметно вырастет — по меньшей мере, наивно. Мы просто потеряем часть рынков сбыта.

Кроме того, увеличивая бурение, важно правильно сработать на снижение затрат и издержек. Здесь главные законодатели — это наши национальные лидеры. Они заметно укрепились за последнюю десятилетку и обязаны сегодня взять на себя роль лидеров в данном вопросе. Основным залогом успеха является эффективность и национальная ориентированность компаний, их работа как инициаторов и организаторов оживления и развития отрасли. А пример должны показывать компании с государственным участием ‒ пример эффективности и опережающего развития. Впрочем, есть и частные компании, на которых стоит равняться, — тот же «Сургутнефтегаз» или «Газпром нефть».

— В последние годы конкуренция на мировом рынке энергоносителей усиливается. Насколько нефтегазовый сектор готов к этим изменениям?

— В целом мы оказались готовыми. Может быть, многие не ожидали, что цена нефти упадет до 30 дол. за баррель. Но высокой цены в ближайшие годы, по моему мнению, ожидать и не стоит.

100—110 дол. за баррель, державшиеся несколько лет, обеспечивали нефтяные компании доходами, которые позволяли активно вести геологоразведку, развивать и применять новые технологии и определять инвестиционный цикл с лагом на 10—15 лет.

В этих ценах были заинтересованы и все, кто разрабатывал новые источники энергии. Ведь всплеск солнечной, ветровой и других видов энергии, возможность начать разработку нетрадиционных источников углеводородов возникли только благодаря высоким ценам на нефть.

В этих ценах были заинтересованы и те, кто занимается энергоэффективностью, энергосбережением, повышением эффективности использования ресурсов. Потому что если энергия дешевая, то какой смысл вкладывать большие деньги ради повышения эффективности ее использования?

Был баланс интересов — цены держались. Сейчас этот баланс нарушен. И вопрос заключается не в том, когда цены будут вновь высокими, а в том, когда сложится новый баланс интересов. Пока говорить об этом рано. Потому что сейчас, а также в ближайшие несколько лет будут эффективно работать те технологии и те инвестиции, которые мы имеем сейчас, поскольку нефтегазовый комплекс и энергетика в целом очень инерционны. И последствия от их нынешнего недофинансирования скажутся только в будущем. Кстати, сейчас, когда США реально становятся экспортерами нефти, не исключаю, что в новых, достаточно высоких ценах заинтересованы и США.

И в 2008—2009 гг. и в 2014—2015 гг., когда цены падали в три раза, общего изменения в мировом спросе на нефть не наблюдалось (спрос колебался в пределах 5% вокруг среднего значения в 91—92 млн баррелей в сутки). Причина в том, что колебания мировых цен определялись не соотношением спроса и предложения. И поведение ОПЕК никак не могло сказаться на ценовой конъюнктуре.

Определяющим на нынешнем этапе являются ожидания рыночных игроков, зависящие от финансового наполнения рынка и намерений его основных игроков — главным образом по поводу сохранения за собой соответствующей ниши на внутреннем и мировом рынках.

Что касается перспективы, то она мне видится так: этот сырьевой цикл завершился, а когда начнется новый, не будем гадать. По крайней мере, не в ближайшие пять лет, это уверенно можно сказать. А значит, надо обеспечить эффективное развитие и собственных компаний, и экономики России при цене за баррель максимум в 50 дол. Даже если будет завтра 90—100 дол. (а такое может быть), то надо все равно рассчитывать на 50.

— Сегодня многие эксперты высказывают мнение, что западные санкции нам во благо. Хотя бы потому, что, наконец, мы просто вынуждены будем реально заняться импортозамещением. Производство оборудования для нефтегазовой отрасли в этом плане — одно из самых актуальных направлений. Процесс импортозамещения в этой отрасли уже начинается? Каковы его перспективы?

— Да, процесс импортозамещения пошел. Правительство вывело его на программный уровень. К тому же у нас есть традиции работы в этом направлении, системной работы. Как, например, в Сургуте. В свое время была поставлена задача создания тюменского нефтегазового комплекса. Построили за 25 лет. Причем, 90% уникального даже по мировым меркам комплекса было российским: от геологии и проектирования до «железа». Да, были уникальные японские компрессоры, что-то получали из Франции, в конце 80-х гг. прошлого века электроника понадобилась, в которой мы уже отставали. Но ориентировались, прежде всего, на своего, отечественного производителя.

Конечно, одно дело «Сургутнефтегаз», которому не надо было эти 20 лет рассказывать об импортозамещении: он как занимался целенаправленно развитием того, что связано с работой нефтегазового бизнеса, через родное, российское машиностроение в большей степени, так и занимается. Ему не нужно установок правительства о том, что пришло время импортозамещения. Есть и другие компании, которые об этом не думали, не думают, а сейчас говорят, но не делают.

— Призывы к диверсификации экономики звучат уже много лет. Средства, которые мы получаем от экспорта энергоносителей, конечно же, должны направляться и на развитие, техническое перевооружение других отраслей. Лично вы видите какие-либо положительные тенденции в этом направлении?

— Такие тенденции есть. Где-то декларативно, а где-то уже и реально многие компании проводят то, что мы называем импортозамещением. Хотя бы не в конечном продукте, а в «железе» на российский рынок. Это уже диверсификация, уже оживление. Как член совета директоров, например, «Башнефти», я могу сказать, что программный подход правительства виден. К этой программе мы обращаемся постоянно, учитываем ее в планах компании.

Другое дело, что наше поколение привыкло к тому, что если ты что-то наметил, пообещал намеченное выполнить — значит, обязан это сделать во что бы то ни стало. Сегодня спрашивают не очень строго. По другим отраслям мне трудно судить, каких-то заметных прорывов я не вижу. Во всяком случае, таких, которые оказали бы непосредственное положительное влияние на экономику.

— На это нужно время…

— Конечно, но не нужно использовать влияние временного фактора как отговорку, повод для самоуспокоения. Вот мы сейчас говорим про «китайское экономическое чудо». Для того чтобы его совершить, времени понадобилось не так уж и много. Да и в истории нашей страны есть примеры — из 30-х, 50-х, даже 60-х гг. прошлого века.

Против нас ввели санкции. Да, они препятствуют поставкам в Россию нового оборудования и технологий для развития нефтегазовой промышленности, освоения глубоководного шельфа, разведки и добычи углеводородов в Арктике. Но эта угроза, при всей ее серьезности, может быть преодолена за счет активизации технической, технологической и промышленной политики страны. За счет перехода от экспортно-сырьевого к ресурсно-инновационному развитию экономики. Надо быть особенно конкурентоспособным, когда расчищается рынок. Пока главное препятствие для России — ограничение доступа к финансовым ресурсам Запада, что сдерживает инвестиционное развитие отечественной энергетики и экономики в целом.

Уверен, что многие политики и бизнесмены, представители деловой элиты государств, введших санкции против России, хорошо понимают, что эти санкции не только угрожают бизнесу их стран, но и бесполезны с точки зрения достижения политических целей. При этом санкции подрывают саму возможность международного энергетического сотрудничества.

В этих условиях вполне естественным является поворот России на восток, укрепление сотрудничества с Китаем, Индией, Центральной Азией и другими странами ШОС. Важную роль такое сотрудничество должно сыграть и в реализации трех крупнейших проектов на Евразийском континенте — Евразийского экономического союза, Шанхайской организации сотрудничества и китайского сухопутного проекта «Экономический пояс Великого шелкового пути».

Конечно, разворот России на восток, в частности в сторону Китая, отнюдь не означает поворот России спиной к Западу. Это как раз не смена энергетических и политических полюсов. Россия и страны Запада, Евросоюза в особенности, традиционно выступали и выступают взаимозависимыми партнерами в области экономики и энергетики. Просто точно так же, как Евросоюз, ратуя за укрепление своей энергетической безопасности, справедливо выступает за диверсификацию источников снабжения энергоресурсами, Россия должна — для обеспечения своей энергетической безопасности — принимать все необходимые меры в целях диверсификации своих экспортных потоков.

— Каковы перспективы развития глубокой переработки углеводородов в России? О каких-то конкретных успехах здесь имеет смысл говорить? Что тормозит развитие новых технологий переработки нефти и газа?

— Положительные сдвиги здесь также наблюдаются. Насколько я помню, в начале девяностых глубина переработки нефти была порядка 64%. Сейчас процентов десять прибавилось точно. В целом по отрасли. А по отдельным предприятиям, компаниям — еще больше.

— Но если сравнить с мировым уровнем…

— Отстаем, конечно. Но за последние 15 лет прогресса добились значительного. Другое дело, что задачу, когда мы говорим о глубине переработки, нужно формулировать, как я думаю, по-другому. У нас основное отставание от мирового уровня — конкретно в области нефтехимии и особенно газохимии. Здесь нужно сконцентрировать все усилия, радикально менять подходы. Надо говорить о производстве композитных материалов, например. И о поиске партнеров мирового уровня, которые помогли бы нам подняться на этом направлении и выйти на международный рынок. Без нефтегазохимической продукции с высокой добавленной стоимостью бесполезно рассчитывать на завоевание рынков в условиях жесткой и все более ужесточающейся конкуренции. Значит, нам нужен технологический прорыв.

Все, что связано с нефтехимией, газохимией — это сегодня самое важное направление.

Кроме того, комфортно чувствовать себя не получится, пока мы не добьемся развития нефтесервиса. Я давно говорю о необходимости укрепления трех-четырех сервисных компаний, но не государственных, а именно национальных. Под таковыми я подразумеваю крупные публичные компании, за которыми стоит российский капитал. Он должен формироваться группой инвесторов, а не одним-двумя частными лицами. Если укрепление таких компаний будет поддержано на самом высоком уровне, инвесторы непременно найдутся. При этом, уверен, контрольный пакет подобных компаний должен принадлежать российскому капиталу (но не государству), а их партнерами и миноритарными акционерами могут быть и иностранцы.

Главное не в том, чтобы их «не пущать», а в том, чтобы блюсти приоритеты национальных интересов. И, значит, деньги считать. А они в нефтегазовой сфере идут, точнее, уходят именно на сервисное обслуживание: бурение скважин — обустройство месторождений — капитальный ремонт техники. Поэтому важно создавать и укреплять на этих трех основных направлениях собственные производства, собственные бренды, равные Schlumberger и Weatherford, не препятствуя деятельности зарубежных фирм, но конкурируя с ними. Полагаю, что четверть российского сервисного рынка может быть занята зарубежными партнерами. Пусть, как говорится, проводят мастер-классы. Но нельзя допустить, чтобы они заполонили рынок. Тогда все технологическое развитие будет происходить только за границей.

— Вы имеете опыт государственной службы, предпринимательской деятельности, пробовали свои силы и в политике. Как вы считаете, на каком поприще вам удалось наиболее полно реализовать свои способности, деловые качества?

— У меня как бы три жизни. Профессиональная — от слесаря до генерального директора. Политическая — губернатор-сенатор-министр. Министр — это скорее не производственная, а политическая единица. Всего восемь лет. Третья — бизнес.

Еще в советское время, будучи совсем молодым, стал генеральным директором производственного объединения, собственно, сам это объединение и создавал. Власть была абсолютной. Но и ответственность — такой же. Отвечал за все — от строительства и работы роддомов, до благоустройства кладбищ, за все снабжение. Два города построил, дороги. И отличные города, такие, где людям жить удобно. Денег выделялось много. Но сверху, из Москвы, спрос был строгий. До меня на этой должности за короткое время сменилось шесть человек. Тот период своей жизни я вспоминаю с особым чувством: очень интересным, насыщенным он был.

Что касается политической деятельности, то, надеюсь, мне удалось оставить хороший след. И, кстати, ни я, никто из моих родственников не участвовал ни в одной акции приватизации. Это было принципиальной позицией. Поэтому что-то на политическом поприще хорошее мне удалось сделать, что-то — не сумел, но совесть моя чиста.

Бизнес — это совсем другая сфера деятельности. Тоже очень интересная и ответственная при этом. Вспоминается, как я впервые взялся за серьезный проект, достал под него деньги. И инвестиционный фонд на этом проекте хорошо заработал. То есть люди, руководство фонда, в меня поверили, и я это доверие оправдал. Проект получился очень удачным. При этом я испытал чувство колоссального удовлетворения от сделанного. И сразу ко мне появилось уважение в бизнес-кругах.

Так что, эти три жизни — разные, сравнивать их трудно. В каждой было что-то хорошее, оставило в сердце добрую память.

Материал подготовил Виктор РОДИОНОВ