На главную

 

Стержень, объединяющий регион

Сегодня Тюменская областная Дума отметит четвертьвековой юбилей. Однако появился региональный парламент не на пустом месте. У него крепкий фундамент ‒ Совет народных депутатов.

Накануне думского юбилея мы встретились с Юрием Шафраником. Именно он ‒ 38-летний нефтяной генерал! ‒ весной 1990-го возглавил первый демократически избранный Тюменский областной Совет народных депутатов. Тот самый Совет, что заложил прочную основу благополучия нашего большого региона.

Закон сохранения энергии

‒ Закон сохранения энергии гласит: ничто не возникает из ниоткуда и не исчезает в никуда, ‒ философствует Юрий Шафраник. ‒ Все процессы и явления, происходящие в окружающем нас мире и в нас самих, взаимосвязаны. Тюменская область находится в авангарде российских территорий совсем не случайно. Начиная с 1960-х, все мы занимались на этой земле реальным делом. Да, это была костоломная машина: чуть-чуть не выдержал, сдали нервишки ‒ и привет! Меня, 28-летнего парня, как водилось в ту пору, бросили на освоение нового района. К моменту назначения меня начальником нефтегазодобывающего объединения в «Урьевнефти» сменились шесть руководителей. Я стал седьмым. Дошёл в болотниках до «генерала», нарастив к 1990-му добычу нефти на Урьевском и Покачёвском месторождениях с нуля до 30 миллионов тонн в год.

С конца 1980-х как генеральный директор объединения я осознавал, что происходит что-то не то. Тюмень, поившая и кормившая весь Союз, просто задыхалась от заданного ей темпа. У меня в Лангепасе одних только буровиков было 12 тысяч. Вместе с коллегами мы вводили в Западной Сибири до десяти тысяч (!) скважин ежегодно, доведя к 1988 году добычу в Тюменской области до 409 миллионов тонн. При этом наше государство зачастую забывало про людей, добывающих эту нефть.

‒ Чувство глубокой несправедливости и заставило в 1990-м пойти в политику? Или вас кто-то настойчиво попросил об этом?

‒ Тогда уже некому было «просить». Тюменская область после отставки в январе 1990-го Геннадия Богомякова, на протяжении семнадцати лет занимавшего пост первого секретаря обкома КПСС, оказалась фактически обезглавлена. Незадолго до этого в ЦК КПСС был ликвидирован курировавший нашу отрасль отдел тяжёлой промышленности и энергетики. Прекратило существование Министерство нефтяной промышленности СССР. Валерий Грайфер, уважаемый нами начальник Главтюменнефтегаза, потерпел поражение на выборах народных депутатов СССР. Он проиграл мало кому известному преподавателю из Нижневартовска. Под лозунгом «Больше демократии ‒ больше социализма», провозглашённым Всесоюзной партконференцией, развернулась настоящая борьба с «партийными консерваторами» и «номенклатурщиками».

Вся страна, казалось, только и делала, что ходила на митинги, забыв об экономике. Мы, нефтяные генералы, продолжали выполнять производственные планы «любой ценой», по мере сил сглаживая разнонаправленные решения государственных органов управления и в пожарном порядке гася возмущение многотысячных трудовых коллективов. Понимая всю бесперспективность данного пути, мы, сцепив зубы (могли ведь и проиграть), пошли на выборы. Я выдвинулся в областной Совет, а своего заместителя направил в окружной. Точно так же поступил Володя Богданов из «Сургутнефтегаза». Мы прекрасно осознавали личную ответственность за судьбу вверенных нам предприятий. И не собирались отсиживаться в кустах, наблюдая за развалом страны.

Единственно верный путь

‒ Но в отличие от Владимира Богданова, до сих пор возглавляющего крупнейшую нефтяную компанию, вы променяли тогда генеральские погоны на выборную должность председателя областного Совета народных депутатов.

‒ Отправляясь на первую сессию в Тюмень, выдвигаться я никуда не собирался. Без того работы хватало. Когда меня наряду с восемью претендентами выдвинули вдруг на пост председателя, хотел отказаться. Но мои учителя очень рано вбили в голову понимание ответственности за порученное дело. Взвесив опыт «соперников», решил не снимать свою кандидатуру. Ведь за месяц до этого съезд народных депутатов СССР отменил шестую статью Конституции, закреплявшую руководящую и направляющую роль КПСС. Государство осталось без стержня. Вся власть в стране фактически перешла к советам. На этом фоне разгоралась дискуссия о новом Союзном договоре. Я нутром чувствовал беду. Эти переживания и заставили шагнуть на совершенно неведомое мне поле большой политики.

Не жалеете о своём выборе?

‒ Оценивая принятые нами решения, прихожу к выводу, что это был единственно верный путь. В обстановке общесоюзной растерянности и неразберихи областной Совет приступил к выработке концепции перехода нашего ‒ единого тогда ‒ региона на принципы самоуправления в условиях формирования рыночной экономики. В её основу мы заложили идеи расширения прав и полномочий Тюменской области в использовании природно-ресурсного потенциала для решения текущих и долгосрочных социально-экономических задач. Предусмотрели введение платного недропользования в стране. Принятие концепции стало самым большим политическим достижением того смутного времени. Я по сей день горд, что инициировал её разработку. Это спасло нас от хаоса и позволило не скатиться в чистый популизм.

«Раздавят поодиночке»

‒ В автономных округах нередко приходится слышать рассуждения, что своим нынешним благополучием северные территории обязаны обретению самостоятельности. Именно с этого момента, мол, и началось их динамичное развитие.

‒ Это очень поверхностное рассуждение, трижды неверное по своей сути. Развитие автономных округов стало возможным благодаря той огромной работе, что провёл областной совет. Именно он в 1990-м принял уже упомянутую мною концепцию. А в 1991-м мы подготовили, согласовали и добились подписания президентского указа «О развитии Тюменской области». Подчеркну, что это была совместная работа области и автономных округов. В соответствии с ним Борис Ельцин делегировал нам право «формировать и свободно использовать территориальный фонд товарных и сырьевых ресурсов в объёме 10 процентов от общего производства нефти и газа на территории области и автономных округов для обеспечения социально-экономического развития региона».

Одновременно в указе мы прописали поручение Совету министров по подготовке проекта федерального закона о недрах. Став главой администрации Тюменской области, я возглавил комиссию по его подготовке и внесению в Верховный Совет. Закон, предусматривающий помимо всего прочего перечисление в региональные бюджеты платежей за добычу углеводородов, приняли в феврале 1992-го. В соответствии с законом округа получали 30 процентов, Тюменская область ‒ 20. При этом плата за недра составляла до двух третей доходов наших бюджетов. Это решение, рождённое в жуткой борьбе с федеральным центром, позволило нам — и Северу, и Югу ‒ жить и развиваться все 1990-е и начало нулевых годов.

‒ Все эти решения принимались на фоне борьбы суверенитетов. Окружные советы народных депутатов требовали признания северных территорий самостоятельными субъектами Российской Федерации.

‒ Работа над Федеративным договором как составной части Конституции РФ началась ещё в 1991-м. Статус субъектов РСФСР до этого имели лишь республики. Москва и Санкт-Петербург, края и области, автономные округа добивались получения соответствующего статуса. Я мотался между Салехардом и Ханты-Мансийском, объясняя на сессиях окружных советов свою позицию: «О чём вы говорите? О лучшей жизни в независимой республике? Но суверенитет сам по себе денег не принесёт! Говорить следует об именном указе президента и своей доле в стоимости нефти. Вот это сообща надо пропихивать, а не статус республик! Иначе в Москве нас столкнут лбами и раздавят поодиночке».

Естественно, нам, выросшим в единой Тюменской области, не нравился происходящий раздел. Но мы сумели найти компромисс. Это как в семье, когда дети уже выросли и хотят жить самостоятельно. Мы сказали: ради бога, становитесь субъектами. Но у нас будет единый областной Совет, который позже трансформировался в областную Думу. Будут единый губернатор, административный совет, общие программы. Если бы мы тогда начали митинговать и встали на тропу войны, то получили бы вариант Чукотки, которая вышла из Магаданской области. И на долгие годы оказались бы отброшены назад.

Ошибка президента?

‒ Созданию Дум в стране предшествовал поистине жуткий раскол в обществе. Осенью 1993-го президент издал знаменитый указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации и о назначении выборов в Госдуму РФ. Конституционный суд пришёл к заключению, что данный документ служит основанием для отрешения главы государства от должности. А Верховный Совет и чрезвычайный съезд квалифицировали действия президента как государственный переворот, досрочно прекратив его полномочия. Конфликт между двумя ветвями власти перерос в настоящее вооружённое восстание с баррикадами, захватом мэрии Москвы и штурмом телецентра «Останкино». Завершилось всё расстрелом из танков Дома Советов.

‒ В те поистине революционные дни правительство под председательством Виктора Черномырдина (и я в том числе как министр топлива и энергетики страны) собиралось на Старой площади дважды день ‒ утром и вечером. Мы заседаем ‒ а за окнами улица бушует, гибнут люди. Противостояние усугубляется, компромисса достичь не удаётся. Конституция не принята, сепаратизм расцветает, а это такая заразная политическая болезнь! Того и гляди, Россия распадётся следом за СССР.

‒ Расстрел Дома Советов был ошибкой президента?

‒ Это даже ошибкой не назовёшь. Большинство из нас понимало, что президент перегнул со стрельбой из танков. Он не сумел переиграть противоборствующую сторону, переломить ситуацию — и пошёл на крайнюю меру. Ошибка была в главном. Стороны скатились к разделу полномочий, амбиции зашкаливали. Примерно такой же настрой, к слову, был и в Тюменской области. Ведь и у нас на сессии областного совета звучали когда-то выкрики с предложениями закрыть задвижки на нефтепромыслах или выдвинуть ультиматум федеральному центру. Округа требовали той самой самостоятельности. Но нам удалось направить всю эту энергию в мирное русло, заложив основы последующих реформ не только на территории нашего большого региона, но и во всей нефтяной отрасли. Здесь же не смогли предложить такую идею, которая сплотила бы все здоровые силы общества.

Ужас какой-то!

‒ После «расстрела» вы, будучи министром, вновь пошли на выборы. По Ханты-Мансийскому автономному округу. На этот раз в Совет Федерации, верхнюю палату Федерального Собрания, призванного заменить «неугодный» Верховный Совет. Чья это была инициатива?

‒ Моя личная. Для меня это было очень сложное решение. В правительстве оно крайне не приветствовалось. Но я понимал, что в одиночку радикально ничего не изменишь. А менять требовалось многое. Мы в Минтопэнерго пошли по пути создания вертикально-интегрированных нефтяных компаний, объединяя геологоразведку, обустройство, добычу, переработку и сбытовые сети, находившиеся исторически в различных министерствах. А вся страна продолжала делить «общенародную собственность». Процесс раздела имущества был запущен ещё в 1980-х законом о государственном предприятии…

‒ … который предусматривал выборы трудовыми коллективами руководителей всех уровней ‒ от бригадира до генерального директора?

‒ Дело даже не в выборах. Любой трест или управление могли стать свободными, достаточно было проголосовать за выход из объединения. В результате такой свободы «Уралмаш» ‒ мировая величина! ‒ развалился на кооперативы. Даже в родном министерстве до моего прихода всерьёз — под соусом повышения конкуренции ‒ вели речь о развале производственных объединений на НГДУ. Одновременно в стране разворачивалась кампания по ускорению приватизации государственного имущества. Ужас какой-то! Большинство выступало за раздел и приватизацию. Я был категорически против и того, и другого. В этой ситуации мне не оставалось ничего иного, как рискнуть и пойти на всенародные выборы.

‒ Ради статуса сенатора?

‒ Этот «статус» позволил мне сделать многое. Создать те же вертикально-интегрированные компании. Хотя в результате вмешательства совершенно жутких сил их появилось значительно больше, нежели предполагалось. Если бы я был менее толстокожим, то меня бы инфаркт тогда хватил. Сколько указов и постановлений удалось провести! Почти все они шли со строкой «Об особенностях приватизации в нефтегазовом комплексе»… Мы вновь, как когда-то в Тюмени, опережали всех. Мы чётко знали, чего хотим. Если бы по нашему пути пошли другие министерства и ведомства, то сегодня мы жили бы совершенно в другой стране. Гораздо более развитой и богатой.

‒ В Совете Федерации общались с земляками?

‒ Я никогда не забывал родину и всегда помогал землякам. Хотя будучи федеральным министром, в первую очередь приходилось решать наиболее острые проблемы. На Минтопэнерго скинули функции восьми развалившихся союзных министерств. Денег нет, платежи рухнули, а страну надо снабжать электричеством, нефтью, газом, углём, бензином. Тем не менее мне удалось, в том числе пользуясь статусом сенатора, пробить Уватский проект. Никто в Москве, включая Виктора Черномырдина, не верил в него и не хотел подобной ерундой заниматься. Первые деньги, которые мы с боем вырвали в инвестиционный фонд министерства, позволили «Тюменнефтегазу» запустить Кальчинское месторождение, создав плацдарм для дальнейшего освоения новой нефтяной провинции на карте страны.

Приходилось взаимодействовать и с Тюменской областной Думой. Её заслуга заключается в том, что на протяжении вот уже четверти века в сотрудничестве с коллегами из автономных округов она является тем стержнем, который объединяет наш большой регион.

Андрей Фатеев