«Вам придётся конкурировать. В том числе со мной»
Юрий Шафраник убеждён: главное в любом деле ‒ правильно поставить цель. Ведь тоннель вполне можно копать и вдоль Урала, правда, свет в его конце увидишь не скоро.
На традиционной ежегодной лекции для студентов родного Тюменского индустриального университета наш именитый земляк Юрий Шафраник (первый глава администрации Тюменской области, экс-министр топлива и энергетики России, председатель Совета Союза нефтегазопромышленников России) говорил о положении отечественного топливно-энергетического комплекса на мировой арене.
Мир изменился
‒ После тяжелейшего провала все наши горные отрасли уверенно восстановились и даже перекрыли показатели Советского Союза, ‒ со знанием дела информировал слушателей глава Высшего горного совета России. ‒ Не только валовые, но и качественные. Душу греет! Ведь в девяностых и нулевых мы упали ниже плинтуса. Если бы остальные отрасли восстановили свой былой потенциал на уровне хотя бы 1990 года, то наша страна находилась бы сейчас на совершенно ином этапе развития.
Однако пока российский ТЭК восстанавливался, весь мир уверенно шёл вперёд. За последние десять лет, например, Россия увеличила добычу природного газа и нефти на 9 и 14 процентов ‒ до 725 миллиардов кубов и 556 миллионов тонн в год. А США за это же время нарастили добычу более чем в полтора и два раза ‒ до 854 миллиардов кубов газа и 762 миллионов тонн нефти. И Соединённые Штаты, ещё недавно импортировавшие углеводороды, становятся теперь крупнейшими экспортёрами, диктуя свои правила игры.
‒ Мир изменился, ‒ подчёркивает почётный профессор университета. ‒ Ну кто ещё в 2008 году всерьёз воспринимал сланцы? А уже в 2012-м произошла сланцевая революция. И всё за счёт радикально нетрадиционного подхода к разведке и добыче углеводородов. В результате если раньше по производительности труда мы отставали от зарубежных коллег в два-три раза, то сейчас ‒ в четыре-пять раз.
У нас в одной лишь баженовской свите практически столько же нефти, сколько мы извлекли за всю историю Западно-Сибирского ТЭК. Но без новых технологий их не взять.
Выход Юрий Шафраник видит в изменении подходов родного государства к нефтянке. Кардинальном пересмотре фискальной системы, либерализации доступа к магистральным нефтегазопроводам, создании технологических полигонов, возвращении регионам второго ключа от недр, развитию малых и средних нефтегазовых компаний. Число последних у нас неуклонно сокращается ‒ осталась всего сотня, которая извлекает из недр немногим более 20 миллионов тонн нефти. Тогда как в США действуют свыше 7 тысяч таких фирм. Именно они бурят 90 процентов всех скважин в стране, добывают 54 процента нефти и 85 процентов газа.
Ставим цель
В качестве позитивного примера из российской действительности лектор привёл угольную промышленность. С 1990-х, когда Юрий Шафраник в ранге министра топлива и энергетики России начинал здесь весьма болезненные реформы, производительность труда увеличилась в семь с лишним раз. При сокращении численности шахтёров с 900 тысяч до 143 тысяч человек добыча угля возросла с 368 до 433 миллионов тонн, а экспорт ‒ с 35 до 190 миллионов. Причём валютные поступления от продажи угля на 40 процентов превышают сегодня доходы от экспорта вооружений. А ведь ещё недавно это была планово-убыточная отрасль, съедавшая полтора процента ВВП страны.
‒ В чём же особенность угольной отрасли? ‒ задаёт вопрос реформатор и сам же даёт на него ответ: ‒ Она полностью частная, у государства нет ни одной акции предприятий. Кто-то сделает вывод: частная ‒ потому и успех. Но не это главное! Всё дело в том, что изначально мы правильно поставили цель и добились её реализации.
Второй, менее успешный пример: электроэнергетика. Ни по одному показателю (в сравнении с 1990 годом) эта отрасль так и не стала лучше. Только-только вышли на уровень производства электричества советской России. При этом численность эксплуатационного персонала нарастили на добрую треть ‒ с 545 тысяч до более чем 700 тысяч человек. Удельная стоимость строительства электростанций и электрических сетей у нас вдвое выше, чем в США и Европе. При этом государство через тарифы направляет в отрасль колоссальные вложения.
‒ В чём же причина неуспеха? ‒ вновь задаёт вопрос Шафраник. ‒ Ведь в девяностых начинали всё правильно. Просто в нулевых годах реформы не завершили. Мы отстали неимоверно, обросли посредниками, продолжаем содержать старые нерентабельные станции, имея избыток мощностей. По нашим расчётам, необоснованный рост тарифов на электрическую энергию достигает 30 процентов. Представьте себе, каким стимулом для развития экономики могло бы стать их снижение! Это лучше всяких кредитов и прямых инвестиций.
Результат «недореформирования» налицо. С 2007 года киловатт-час в России подорожал почти в 6 раз ‒ до 5,88 рубля. Тогда как в США цены на электроэнергию для промышленных потребителей все эти годы остаются на неизменном уровне ‒ менее семи центов за киловатт-час.
‒ А если бы ещё снизить внутренние цены на газ! ‒ ставит ещё одну долгосрочную цель председатель Комитета Торгово-промышленной палаты РФ по энергетической стратегии и развитию топливно-энергетического комплекса, и вновь приводит в пример США, где цену на газ уронили практически вдвое. ‒ Мы можем так же? Безусловно!
Кто не рискует…
‒ Я всегда привожу в пример Техас, где 500 литров даже из новой скважины добывать выгодно, а у нас и пять тонн невыгодно! ‒ добавляет аргументов Юрий Шафраник. ‒ Имея дешёвую электроэнергию и уронив цены на газ, они создали уникальные условия для развития промышленности. Представьте ‒ я, химик, брал газ по одной цене, стал брать вдвое дешевле. Абсолютно другая экономика! Ну а Минфин пусть собирает больше налогов не с добытчиков ресурсов, а с нефтехимиков. Да, это риск уронить налоговую базу. Но как без риска построить новую экономику?
За примером далеко ходить не надо. В 1991 году Китай производил два миллиона тонн этилена, а Россия ‒ почти три миллиона. В 2020 году сосед, скупающий углеводороды по всему миру, выйдет на 27 миллионов тонн, мы (с вводом «ЗапСибНефтехима») достигнем 5,3 миллиона. От друзей из Поднебесной по объёмам выпускаемой химической и нефтехимической продукции наша страна отстаёт более чем в десять раз, от США ‒ в восемь. Вот и получается, что крупнейший экспортёр сырья на планете занимает лишь 20-е место среди химиков мира. Более того, каждый работающий в нефтегазохимии россиянин производит продукции в лучшем случае на 40 тысяч долларов в год, а его коллега за рубежом — на 300‒500 тысяч долларов. При этом уровень капитальных затрат на строительство новых мощностей у нас в 2,3 раза выше, чем в Китае, и в полтора раза выше, чем в Европе.
Только нынешней весной правительство страны утвердило план мероприятий по развитию нефтегазохимического комплекса, ставящий целью к концу 2024 году нарастить объёмы экспорта продукции химической промышленности, в том числе нефтегазопереработки с нынешних 17,4 до 37 миллиардов долларов. Не так уж и много, если учесть, что одной только сырой нефти (при не самых высоких мировых ценах) мы продаём за год на 120 миллиардов долларов. Но главное — начать.
«Сокращать или зарабатывать?»
Рассуждая о целеполагании, Юрий Шафраник приводит в пример статью топ-менеджера одной из «великих» российских компаний.
‒ Ключевой тезис: боремся с затратами, выбирая приемлемое качество по нижней цене, ‒ пересказывает суть журнальной статьи профессиональный нефтяник, прошедший путь от слесаря-механика до генерального директора «Лангепаснефтегаза». ‒ Если бы я был руководителем компании, то сразу бы задал своему заму вопрос: слушай, дорогой, мы с тобой пришли затраты сокращать или зарабатывать, как Владимир Богданов? Тот же Сургутнефтегаз при желании мог бы вдвое сократить затраты на бурение, и никаких проблем три-четыре года не будет. Но Богданов работает на перспективу и ставит совершенно иную цель ‒ внутренняя эффективность и прибыль. В результате чистая прибыль (при меньшей добыче) ‒ самая высокая в стране! Почти триллион рублей за прошлый год.
Юрий Шафраник, возглавляющий совет директоров группы «СоюзНефтеГаз», поручил своим специалистам просчитать одно из месторождений компании, где работает автор статьи. Оказалось: если бы менеджмент делал ставку не на дешевизну, а на скорость и качество бурения, то на каждой скважине и в целом по месторождению можно было бы получить колоссальный эффект. Эффект, который с лихвой покроет все «сэкономленные затраты».
Ещё один ‒ теперь уже зарубежный ‒ пример неправильно поставленной цели. В Казахстане менеджмент одной из компаний бился за наращивание запасов. Вложив 600 миллионов долларов, поставил на учёт 15 миллионов тонн нефти. Цели достигли. Но экономический результат плачевный: из 60 пробуренных скважин в лучшем случае лишь пять окупят себя, капитализация компании упала с 350 до 90 миллионов долларов, долги ‒ 150 миллионов.
‒ Смотрим за ними и, когда совсем упадут, решим, за сколько можно будет взять, ‒ резюмирует руководитель. ‒ А виной всему ‒ ошибка менеджмента в постановке цели. Пусть лучше будет не 60, а пять скважин, зато каждая из них будет приносить деньги.
Свет в конце тоннеля
‒ У нас любят повторять ‒ давай, работай, свет в конце тоннеля будет, ‒ завершает лекцию, обращаясь к студентам, Юрий Шафраник. ‒ Я всегда возражаю: братцы, а если нам вдоль Урала путь показали? Мы ведь можем свет так и не увидеть. Поэтому самое главное для студента ‒ правильное целеполагание и нетрадиционное мышление. Помните, что конкуренция с каждым годом возрастает. Вам, молодым, придётся конкурировать и со мной (я так просто не уйду с этого поля), и с самыми страшными конкурентами ‒ китайцами. Вы или выживете, состоитесь как инженер, руководитель, или окажетесь в найме не поймёшь у кого.
Андрей Фатеев