Идет борьба за доли рынка
Интервью французскому изданию THE OIL & GAS YEAR, октябрь 2019 г.
‒ Юрий Константинович, каковы основные вехи развития российской нефтегазовой отрасли за последние пять лет с точки зрения инвестиций и партнерства?
‒ С этой точки зрения надо сначала оценить главные проблемы, возникшие в минувшей пятилетке.Первая связана со снижением цен на нефть. Это очень серьезная проблема. Вторая ‒ не столь сложная, но более долговременная, ‒ санкции.
А вот среди желаемых вех развития я бы назвал попытку ЭксонМобил и Роснефти начать работы в арктической зоне. Это был очень амбициозный и значимый проект, но тут ввели санкции. И даже если бы концерн ЭксонМобил не отказался от партнерства, проект не мог продвинуться вперед.
Бесспорным достижением пятилетия является пуск на полную мощность проекта «Ямал-СПГ». В мировой газовой отрасли это один из немногих проектов, который был запущен строго по плану и в рамках первоначальной сметы. А для развития российской экономики это, безусловно, прорывной шаг во многих отношениях: и первый проект СПГ в арктической зоне, и первый опыт строительства соответствующей инфраструктуры, и крупный шаг в развитии арктического региона в целом.
Если говорить о роли Союза нефтегазопромышленников в развитии отрасли в этот период, то она была весьма значительной. Мы постоянно давали предложения в Государственную думу и Правительство по совершенствованию функционирования отрасли. Формировали общие позиции компаний по поддержанию необходимого уровня инвестиций, прежде всего, в разведывательное и эксплуатационное бурение. В результате, несмотря на те неблагоприятные условия, о которых я уже говорил, объем бурения не только не снизился, но вырос с 21 млн метров в 2014 г. до почти 29 млн м в 2018 году.
Это был колоссальный вклад в развитие не только нефтегазовой промышленности, но и экономики России в целом.
Развиваются и партнерские отношения. Что касается энергетической политики, то вместе с Саудовской Аравией удалось стабилизировать ситуацию с ценами на нефть. А в бизнесе очевидны растущие продуктивные контакты с компаниями Германии, Франции, Индии, Китая и других стран.
‒ Россия начнет экспортировать газ в Китай через магистральный газопровод «Сила Сибири» в декабре 2019 года. Как вы оцениваете новые возможности для бизнеса, которые открываются для российской нефтегазовой отрасли с переходом на Азию?
‒ Я выдвинул тезис о приоритете поворота нашей отрасли в Китай в то время, когда многие говорили, что это нонсенс. В этом направлении трубопроводов вообще не было. Мы начали говорить об этом в 2005 году, и в Союзе разработали соответствующую доктрину, донесли идею до Администрации Президента. Была длительная дискуссия, и руководство страны приняло решение, которое реализовывалось в течение 10 лет. Начало прокладке «дороги на Восток» было положено строительством проектов «Сахалин-1» и «Сахалин-2». Поворотным моментом стал газовый терминал «Сахалин-2». Его СПГ продается в Японию, Южную Корею, Китай, Таиланд.
Завершение «Силы Сибири» открывает новый этап в развитии восточного направления посредством экспорта природного газа в Китай. Вступил в эксплуатацию нефтепровод «Восточная Сибирь ‒ Тихий океан», действуют терминалы по отгрузке нефти и угля. Когда на все это смотришь не из Москвы, а на месте, например, на Сахалине, в Комсомольске-на-Амуре, Владивостоке, то особенно ясно представляешь уверенное формирование Восточного вектора нашего энергетического развития и экспорта.
Наиболее важным рынком на этом направлении является не только Китай, но Тихоокеанский регион в целом, включая Вьетнам, Японию, Малайзию и западное побережье Северной Америки.
‒ Как вы оцениваете важность европейского рынка для российской промышленности в этом меняющемся контексте?
‒ Главный вопрос не в том, насколько важен европейский рынок для России. Мы любим Европу. Европа ‒ важный рынок, и мы будем за него бороться. Вопрос в том, хочет ли Европа расширять сотрудничество с нами?
Она стремится диверсифицировать поставки энергоносителей. Но где расположены ресурсы? В России, конечно. А где еще? В Африке и на Ближнем Востоке. Чтобы диверсифицировать импортные поставки, Европе нужно было бы стабилизировать ситуацию в Сирии, Ираке и Иране для строительства трубопроводов и заключения долгосрочных контрактов. Но Европа соответствующих шагов не предприняла. Поэтому мы просим европейцев более внимательно оценивать потенциал сотрудничества с Россией.
‒ Как Правительство могло бы поддержать развитие нефтегазовой отрасли?
‒ Основной проблемой является налоговое регулирование. Из-за различий в системе налогообложения в России не приносят прибыли скважины, на которых добывается в 2 раза больше нефти, чем на скважинах в Техасе. Необходимо изменить налоговое законодательство. Я понимаю, что это очень сложный процесс. Законодатели боятся его начать, потому что не хотят ставить под угрозу профицит госбюджета. Это понятно. Но нам следовало провести налоговые реформы еще несколько лет назад, когда цены на нефть и газ были высокими и рос Фонд национального благосостояния. Теперь мы должны сделать это в более сложной обстановке.
‒ Каковы основные проекты и основные тенденции, которые будут способствовать росту нефтегазовой отрасли в России в течение следующих пяти лет?
‒ Строительство новых заводов СПГ, таких как «Арктик СПГ-2», станет колоссальным прорывом. Еще одно важное направление – развитие добычи тяжелой и сланцевой нефти, но пока у нас нет необходимых технологий. Нам надо ввести налоговое стимулирование для технологического совершенствования.
Другое важное направление – развитие нефтегазохимии. Мы как Союз долгое время подчеркивали, что вектор развития нефти и газа должен быть направлен в большей степени именно на нефтегазохимию. Согласно Плану мероприятий по развитию нефтегазохимического комплекса РФ, объем инвестиций в эту отрасль составит 40 миллиардов долларов США. Мы не хотим, чтобы российские нефтегазовые компании продавали только сырье. Уже есть успешные нефтехимические проекты, например, в Татарстане, а также у Сибура (комплекс ЗапСибНефтехим).
‒ Как Союз нефтегазопромышленников России способствовал формированию национальной углеводородной отрасли?
‒ СНГП возник в начале 1990-х годов. Тогда я был губернатором Тюменской области. Собрал представителей ведущих предприятий Тюмени, и мы объединились в Союз, чтобы обеспечить координацию усилий и выработать направление развития российских производителей нефти и газа.
Надо помнить, что в то время федеральное правительство фактически ничем не управляло, а общество радикально изменилось. Все изменилось. Это было необычайное время, необычайно трудное. Действовавшие ранее законы были признаны неактуальными и перестали действовать, а новых законов не было. Необходимо было стабилизировать ситуацию.
Одно из самых заметных наших достижений – это принятие парламентом Закона «О недрах» в феврале 1992 года. По сей день этот законодательный акт остается ключевым. В наших условиях это очень важно ‒ оставаться ключевым на протяжении более 25 лет. Другим огромным вкладом Союза стало создание первых российских вертикально интегрированных компаний на базе предприятий, принадлежавших четырем министерствам. При этом мы в полной мере использовали мировой опыт. В итоге был достигнут колоссальный результат: ВИНКи России работают на уровне лучших мировых компаний.
‒ Как вы оцениваете роль России в стабилизации мировых цен на нефть вместе с ОПЕК?
‒ В начале 2014 года, когда цены начали падать, обострилась борьба за рынки. Основные производители ‒ Россия и Саудовская Аравия (и в целом ОПЕК) ‒ выбрасывали дополнительные объемы нефти, стараясь удержать завоеванные доли рынка.
К 2016 году стало очевидно, что ОПЕК уже не удается стабилизировать цены в одиночку. Это произошло только с помощью России.
Выполнение Соглашения ОПЕК+ и сотрудничество являются ключом к стабилизации уровня цен, а прибыльность не является сегодня самым критическим фактором. Вопреки всем предсказаниям о грядущем пике добычи нефти я всегда говорил, что не будет недостатка в её ресурсах. И сегодня мы наблюдаем переизбыток ресурсов на рынке. При этом идет борьба не за общий объем поставок, а за доли рынка ‒ прежде всего между Россией, Саудовской Аравией и США.