Интервью журналу «Международная жизнь», сентябрь 2019 г.
Беседу вёл Армен Оганесян, главный редактор журнала.
«Международная жизнь»: Юрий Константинович, не так давно была подписана Хартия сотрудничества стран-производителей нефти ‒ участников соглашения ОПЕК+. Поможет ли это стабилизировать нефтяной рынок?
Юрий Шафраник: Хартия ‒ это хорошо. Она декларирует ряд принципов обеспечения всем участникам равного доступа на рынок нефти. Также в документе отражены задачи развития сотрудничества в сфере технологий нефтедобычи. Однако для реализации замыслов необходимы не только письменные договоренности, но и безусловное их выполнение. Ведь сколько уже было принято благих решений в рамках ОПЕК, которые так и остались на бумаге. Достаточно вспомнить трагический конфликт между Ираком и Кувейтом, когда одной из причин вторжения в эмират стало систематическое превышение им квоты добычи нефти.
Тем не менее, я еще в 1990-х годах выступал за сотрудничество с ОПЕК, но никак не за вступление в эту организацию: на мировом нефтяном рынке мы были самостоятельны и достаточно влиятельны. А вот ОПЕК лет десять назад утратила свое, можно сказать, единоличное правление на рынке. К 2016 году стало очевидно, что «картелю» не удается стабилизировать цены в одиночку. И после мирового экономического кризиса сотрудничество, обмен информацией, аналитикой в формате ОПЕК+ стало вынужденным.
«Международная жизнь»: Что, с вашей точки зрения, влияет на характер отношений в рамках ОПЕК+?
Ю. Шафраник: Главное ‒ это конкуренция, борьба за рынок, цены. Причем на цены могут воздействовать различные факторы. В частности, причиной спада цен на нефть в 2008 году стал спекулятивный финансовый «пузырь», который лопнул и осталась реальная цена ‒ 45 долларов за баррель.
Последние два годы цены падали, обострялась борьба за рынки, но все-таки нефтедобывающие государства пошли на заключение соглашения ОПЕК+, чтобы совместно регулировать объемы добычи и цены.
Нельзя не учитывать и американский фактор. В последние годы США стремились самостоятельно насытить внутренний рынок нефтью, 60% которой ещё не так давно поступали с Ближнего Востока. Сейчас же они наращивают экспорт. И если такая динамика сохранится, то США станут влиятельным экспортером не только нефти, но и СПГ.
«Международная жизнь»: Какую политику в этих условиях следует проводить России?
Ю. Шафраник: Будем бороться за рынок, учитывая две крайности. С одной стороны, при низкой цене на энергоносители доходы от экспорта упадут. С другой стороны, если ограничить добычу и поднять цену, то будет потеряна часть рынка, и американские производители тут своего не упустят.
Между этими крайностями нет золотой середины. Есть палитра возможностей. А грамотные действия заключаются в строгом соблюдении договоренностей и в точных расчетах. Надеюсь, что, принимая решения, правительство вместе с компаниями верно определит, какая цена может компенсировать потенциальную потерю части рынка. Главное ‒ постоянно и внимательно смотреть, отслеживать, изучать тактику и стратегию конкурентов, рыночную ситуацию. Ведь консервация и возобновление эксплуатации скважин ‒ не мгновенное дело. В российских условиях на это уходит до двух лет.
Нам крайне важно не снижать отраслевые инвестиционные программы, в первую очередь связанные с разведочным и эксплуатационным бурением. И всегда помнить, что один нефтяник обеспечивает работой до семи человек в других отраслях. Если снижается добыча, то тех, кто льет металл, делает трубы, буровые станки и т.п., приходится сокращать.
Кроме наращивания экспорта углеводородов необходимо активнее насыщать ими собственные экономические потребности. Например, в развитии нефтегазохимии. В этом деле мы непростительно отстали. Если в 1990 году Китай производил нефтегазохимической продукции гораздо меньше нас, то сегодня ‒ в десять раз больше, чем мы. Это при том, что своего сырья Поднебесная имеет намного меньше.
Весной правительство приняло решение о нефтегазохимии как приоритетном направлении развития экономики. И к концу года будет утверждена программа, бюджет которой составит около 40 млрд рублей. Хотя этих средств для промышленного прорыва мало, но все-таки намечен серьезный шаг.
«Международная жизнь»: Прошлой зимой Россия поставила в страны Европейского союза больше сжиженного природного газа, чем США. Ряд немецких экспертов выражают тревогу, что возможна дискриминация СПГ из России. Сможет ли Россия закрепиться на рынке СПГ в Европе?
Ю. Шафраник: Здесь больше политики, чем аналитики. Европейцы, строя несколько лет назад терминалы, думали о диверсификации источников энергии вообще (в принципе), боясь зависимости от газа, идущего по трубам из России. Тогда речь об американском СПГ даже не шла. Ещё два года назад он поставлялся только в Латинскую Америку. Однако сейчас мы ‒ прямые конкуренты США по СПГ на европейском рынке.
До конца текущего года за счет запуска заводов Freeport и Elba Island и расширения Corpus Christi и Cameron мощности по производству СПГ в США могут быть доведены до 51 млн т. У нас же с пуском «Арктик СПГ-2» будет 26 млн тонн. С запуском проекта «Балтийский СПГ» мощность российских СПГ может достичь 50 млн тонн. Это очень хорошо. Наше Министерство энергетики поставило задачу довести российский СПГ на мировом рынке до 15% общего объема.
Проект НОВАТЭКа «Ямал СПГ» можно считать огромным успехом, впервые достигнутом за Полярным кругом. Уверен, что с меньшими затратами и большей эффективностью будет работать проект «Арктик СПГ-1», осуществляемый в партнерстве с Китаем.
«Международная жизнь»: Для России интерес к европейскому рынку ‒ это такая устойчивая тенденция, или, как некоторые считают, следствие падения цен на азиатском рынке?
Ю. Шафраник: Наш тренд ‒ завоевание 15% мирового рынка СПГ. И в данном контексте не стоит задаваться вопросом, где конкретно и в каком количестве мы продаем газ. Тем более что СПГ легче доставляется туда, где больше заплатят. Да, есть длинные контракты, есть короткие. Но все можно подсчитать. Цена ниже, но контракт длинный ‒ отлично!; цена выше, но контракт короткий ‒ тоже неплохо. Но не думаю, что американские производители будут специально поставлять СПГ в Европу в ущерб себе, если Россия пойдет в Азию, где цена на газ окажется выше.
Что касается Европы, мы на сегодняшний день имеем 35-процентную долю на её газовом рынке. Правда, наш трубопроводный газ ‒ это монополия государства, а СПГ продается восемнадцатью экспортерами по всему миру, и цена продукта определяется спросом на него.
Рынок Европы за последнее десятилетие стал вполне управляемым, сбалансированным. Возгласы европейцев относительно диверсификации, не подкрепленные действиями, дискредитируют их самих. И эти возгласы звучат всё реже.
«Международная жизнь»: Появилась информация, что партнер Роснефти Эксон Мобил хочет получить право использовать для сейсморазведки и бурения в России суда под иностранным флагом. Российских буровых не хватает, ограничения создадут проблемы для развития проекта «Сахалин-1» и повлекут многомиллионные затраты. Как вы, один из инициаторов закона «О соглашениях о разделе продукции», относитесь к такого рода предложениям?
Ю. Шафраник: Мы в ту пору просто выводили остров из плачевного состояния. Шли на большие уступки при подписании контрактов ‒ лишь бы только инвестор пришел, потому что в таких широтах никто в мире такие платформы не строил. Однако даже тогда было прописано, что 70% всех объемов работ и оборудования должны быть российскими.
К примеру, в начале 1970-х годов Норвегия вообще ничего не имела в области нефтегазодобычи, а сейчас она ‒ законодатель моды в создании платформ, сейсмической техники, оборудования морского базирования и т. д. Поэтому идею Эксона поддерживать нельзя. У нас есть сейсмические суда, можно их дооснастить. А то, чего пока недостает, мы обязаны производить сами. Да, будут издержки, как говорят, многомиллионные. Ничего страшного: в течение года-двух они нас не убьют. А отказываться от развития собственного производства, значит, закладывать мину замедленного действия под всю отечественную экономику.
«Международная жизнь»: Наметился некий спад в экономическом росте Китая, и это уже сказывается на мировой экономике. Если данный процесс станет устойчивым, он сможет повлиять на сферу глобальной энергетики?
Ю. Шафраник: Снижение темпов роста такой мощной экономики, как Китай, безусловно, большое испытание. Но это все-таки не спад, а замедление темпов развития.
Китай, как я говорю, субъект госплановский. Там соблюдается баланс в закупках всех видов энергии, будь то с Ближнего Востока, из России или Америки. Также имеется баланс по источникам энергии ‒ угольная, атомная, солнечная, ветряная. Поэтому их экономическое замедление не окажет значительного влияния на глобальную экономику.
«Международная жизнь»: С учетом перспективы введения в строй «Северного потока-2» и «Турецкого потока», какой интерес для России представляет транзит газа через Украину, кроме, возможно, политического?
Ю. Шафраник: Вспоминаются слова нашего президента, который предлагает полностью уйти от политики и основываться на прагматизме. Европе все равно будет нужен газ, а Ближний Восток почти весь полыхает. Надежный поставщик ‒ Россия. Если потребление в Европе станет расти, а я надеюсь, что будет, тогда Украине есть место в сегодняшней системе координат. Но Украина обязана предложить выгодный вариант Европе и России по совместной эксплуатации труб. Ведь на Потоки пошли только после десятилетий уговоров украинцев создать консорциум. Однако Украина на это не пошла… Не должно быть никакой политики, только выгода.
«Международная жизнь»: Это правда, что во многих регионах мира существуют нетронутые запасы нефти и их могут быстро начать разрабатывать, когда настанет час икс?
Ю. Шафраник: В США была территория, где по экологическим соображениям ограничивались разведка и добыча. Администрация Трампа сделала послабления, хотя ничего чрезвычайного не произошло.
Ресурсов нефти в мире много, сланцевой ‒ особенно. Это касается и потенциальных, и разведанных запасов. У нас разведана колоссальная Баженовская свита, однако мы не можем пока эффективно взять её ресурсы. Тренируемся, подбираем технологии, бурим, но пока технологически не доросли. Извлекать сланцевый газ пытаются в Китае. Там понемногу растет добыча и китайцы упорно подбирают технологии. Если подберут, то замедление их экономики покажется нам «цветочками», потому что вдруг они будут добывать такими темпами, как Америка…
Кстати, с точки зрения экологии китайцы долго примеривались. Ведь негативные последствия от разработки сланцевого газа есть. Вы же знаете, что Польша от такого проекта отказалась.
«Международная жизнь»: США угрожают санкциями всем без исключения странам, которые будут покупать нефть у Ирана. Приведет ли это к росту цен на нефть?
Ю. Шафраник: Нет, к большому росту не приведет. Хотя ничего хорошего для Ирана, да и вообще для мира в этом нет. Но как ни стращай, допустим, Китай, Индию или Россию, они такие игроки, которым невозможно что-либо запретить. Иранцам же надо зарабатывать, надо жить. А если вспомнить известное высказывание Карла Маркса, что при 300% прибыли нет такого преступления, на которое капитал не рискнул бы пойти, то, возможно, американцы сами не захотят упускать выгоду и найдут способ покупать нефть у Ирана, если поступит хорошее предложение.
«Международная жизнь»: Некоторое время назад говорили о пике добычи нефти, а сейчас говорят о возможном пике ее потребления?
Ю. Шафраник: Будущее ‒ это взлеты и падения, изменение спроса и предложения. То СПГ будет «моднее», то, возможно, ветряные электростанции. Однако ближайшие десятилетия ‒ это «царство» углеводородной энергетики с трендом на энергосбережение и эффективность использования источников энергии, включая возобновляемые.
Миру нужен технологический прорыв в энергетике. Пока он готовится на уровне экспериментов, открытий, подбора технологий. И это будет продолжаться ещё лет 10‒15.
Для разных регионов главное ‒ определить баланс своих энергетических источников. Например, в Якутии к поселку Яр не потянешь за 1000 км трубу с газом. Значит, там нужен автономный ядерный источник. Или в Гималаи, где пищу варят на примитивной параболе, заряжающейся от солнца, точно газ не потянешь. Где-то будет помогать ветер, где-то ядерная энергия, где-то солнце, где-то углеводороды. А газ, конечно, как более чистое топливо сейчас завоевывает и вполне устраивает рынок.
Баланс источников надо самим создавать и ему следовать. И потом, оглянувшись, можно будет сказать: «О, слушай, углеводородный пик, он-то вон когда случился!» А случился, возможно, благодаря новому открытию водородного производства электроэнергии.