На закате уходящей недели перестало биться сердце Валерия Грайфера. На 91-м году жизни не стало экс-начальника Главтюменнефтегаза, возглавлявшего до последних своих дней советы директоров ЛУКОЙЛа и родного инновационного РИТЭКа.
Валерий Грайфер (второй справа) знакомит Михаила Горбачёва с вверенным ему хозяйством. По итогам визита генеральный секретарь заявил: «Постоянно надо иметь ввиду, что успехи нефтяников и газовиков Тюмени укрепляют мощь страны, ускоряют её шаг, а неудачи лихорадят экономику и замедляют наше движение». Сентябрь 1985 года.
Валерий Грайфер был направлен в Тюмень осенью 1985-го. В качестве антикризисного управляющего. Должность начальника Главтюменнефтегаза к тому времени превратилась практически в «висельное место». Западная Сибирь уже не справлялась с запредельными планами партии. За год — впервые после Великой Отечественной — добыча нефти обвалилась на 12,7 миллиона тонн — до 352,7 миллиона. Перед новым начальником главка поставили непростую задачу не просто стабилизировать добычу, а обеспечить её дальнейший прирост.
Во время нашего интервью в преддверии одного из своих юбилеев Валерий Исаакович назвал Россию страной парадоксов. Во многом благодаря тюменской нефти у нас создаются колоссальные резервы, при этом среди всех национальных проектов, которые финансируются за счёт нефтедолларов, нет ни одного по удержанию и развитию добычи в Западной Сибири.
— Первым делом нужно было бы позаботиться, чтобы эта корова и дальше давала молоко, а не тянуть беднягу за вымя, едва не вырывая его, — подчеркнул Грайфер. — Все болячки в нефтяной промышленности зачастую поправляются лишь после вмешательства первых лиц государства. А нужен закон, который бы прописал взаимоотношения государства, нефтяных компаний, коренных народов, исключив коррупционное поведение чиновников... Знаешь, как в 1980-х мы поправили дела в Сибири?
— В Тюмень приехал Михаил Горбачев…
— Приехал... И спасибо, помог. Выделенные материалы и оборудование позволили нам тогда совершить настоящий прорыв. Вводили по 25 месторождений в год, обустраивая до 10 тысяч скважин! Если за 1985 год Главтюменнефтегаз добыл 365 миллионов тонн нефти, то в 1988-м мы вышли на 409 миллионов. Да и социальная сфера пошла: детские сады, жильё, кинотеатры начали строить. А я помню ещё, как к нам в Татарию Никита Хрущев приезжал. Так, может, стоит пожалеть первых лиц государства?..
— В Тюмени вас до сих пор многие ставят в один ряд с Муравленко. После Виктора Ивановича тяжело было руководить такой махиной?
— И Муравленко было тяжело, и нам было тяжело. Огромное количество социальных проблем вырастало. Помню, приехали мы как-то в посёлок Пойковский. Надо отметить, что строился он как вахтовый. Но жизнь внесла свои коррективы. Приехали жены вахтовиков, родились дети... Нас окружила толпа возмущённых женщин: они жаловались на отсутствие детских садов. Одна из них, самая решительная, протянула нам грудничкового ребенка со словами: «Не знаю, что с ним делать. Работаю, а яслей нет. Забирайте его...» Я взял малыша и направился к вертолету. Вдруг чувствую спиной: женщина на меня с кулаками летит. Выхватила ребенка. «Потерпи ещё, — говорю. — Построим мы детский сад». И построили. Такие вот сцены были. Тяжело психологически! Да и технологических проблем хватало. Потому что Западную Сибирь изначально ориентировали на добычу дешёвым фонтанным способом. А на более позднем этапе требовалось оборудование...
— В стране его не было...
— Тогда говорили: добудем нефть простым фонтанным способом и уйдём из Сибири. Чего нам там нос морозить? А оказалось всё совсем иначе. Надо было несколько миллионов человек размещать в Сибири. Виктору Муравленко приходилось несладко. Борьба была очень серьёзная. Всех людей делили на оптимистов и пессимистов. Пессимисты говорили, что нужно вдумчиво подходить к оценке ситуации. Оптимисты же шумели: да чего вы там! Мы в Сибири ещё одну Сибирь найдём. По миллиарду тонн нефти и триллиону кубометров газа будем добывать ежегодно. И вели эти речи власть предержащие.
— Они все из оптимистов?
— Из них. Спорить с ними было очень неприятно. Более того, опасно. А Виктору Ивановичу нужно было руководить главком. И перспективу видеть, и стратегию держать. Он разумный был человек, а попади в число пессимистов, его бы ни в один кабинет не пустили. В этом, мне кажется, заключалась драма великого человека.
— До назначения начальником Главтюменнефтегаза вы бывали в Западной Сибири?
— Ещё на начальной стадии, в конце 1960-х — начале 1970-х, когда Володя Филановский был главным инженером главка, а потом Феликс Аржанов. Татария и Западная Сибирь дружили, мы часто бывали друг у друга, приезжали большими группами, обменивались опытом.
— И кто кого в том соревновании?
— С сибиряками трудно тягаться. При таких-то запасах! Ведь главный показатель в соревновании — объёмы добычи. Пока они ста миллионов тонн в год не достигли, мы выглядели ещё неплохо. А вот после...
— Желания перебраться тогда в Тюмень или Сургут не возникало? Ведь многие ваши однокурсники сделали карьеру в этих краях.
— В Татарии я работал главным инженером объединения. Это была номенклатура ЦК КПСС. Поэтому где тебя поставили, там и старайся! Конечно, было завидно. Мы были дружны с Виктором Муравленко, и как-то раз я напомнил ему фразу, сказанную Суворовым после очередной победы Потёмкина: «Как я жалею, что в этой битве не был хотя бы сержантом». Пожалел, что при освоении Самотлора не был простым инженером. Такие крупномасштабные дела — честь для любого инженера... Поехать в Западную Сибирь предложили, когда мне было уже 55. Здоровье, слава Богу, ещё позволяло.
— Главтюменнефтегаз надо было разваливать?
— Ни в коем случае. Это просто недомыслие. На такой регион, при такой концентрации производства обязательно нужен был координатор, некий регулирующий орган. Есть вопросы, решение которых связано с деятельностью всех участников нефтегазового освоения. Трубопроводный, железнодорожный, водный, авиационный транспорт, аэродромы, технический прогресс, в конце концов.
- И что бы это была за структура в новых рыночных условиях?
— Я говорю о государственной профильной структуре, типа комитета при федеральном правительстве. Кстати, главк ликвидировали люди, которые панически боялись как раз такого развития событий. В Москве твёрдо были убеждены, что мы, в Сибири, готовимся создать второе министерство нефтяной промышленности. Как в своё время существовало министерство восточных районов. Кем командовать тогда?
— Львиная доля запасов и добычи — в Западной Сибири...
— Вот нас как муху и прихлопнули. А я ведь и Горбачёву писал, и в правительство. В ЦК отдел тяжёлой промышленности к тому времени ликвидировали, Горбачёв это дело поручил Егору Лигачёву, а тот противником был главка. И отдельные руководители объединений тоже выступали за ликвидацию главка, они чувствовали свою силу, им лишнее начальство было ни к чему. Не забывай, то было совсем другое время — перестройка, когда всё рушилось и никто ни перед чьим авторитетом не останавливался.
— Но Черномырдину удалось ведь создать «Газпром»...
— Черномырдин сохранил не главк, а министерство. Мне в силу вышеперечисленных причин не удалось сохранить главк. А вот в Москве второго Черномырдина среди нефтяников не нашлось.
— А если бы нашёлся такой «железный» человек, то сейчас была бы одна компания на всю страну?
— Существует же «Газпром». Все были уверены в его неминуемом реформировании, в приватизации газовых месторождений. Остаться должна была только централизованная газотранспортная система. Столько шумели по этому поводу. А «Газпром» стоит! Или возьми Российские железные дороги?!
— Тогда мы жили бы сейчас совершенно в другой стране.
— Это был бы не худший вариант. И потом, ведь могла быть и смешанная схема. Тысячи малых и средних добывающих компаний. Да и 2-3 крупные частные компании тоже не помешали бы.
— Эта тема, как говорится из разряда вечных. Ещё Юрий Шафраник, будучи министром топлива и энергетики России, заявлял, что в стране должны действовать тысячи малых компаний. С тех пор минуло несколько десятков лет.
— Ничего, кроме ненормативной лексики, у меня по этому поводу нет... РИТЭК, например, вышел из малых компаний (сегодня он, являясь неотъемлемой частью ЛУКОЙЛа, добывает свыше шести миллионов тонн нефти и конденсата). Но выжили мы не благодаря, а вопреки действующей системе. Пришлось пройти через пять судебных процессов, когда нас норовили стереть с лица земли. Идеология, что нефтедобывающие предприятия должны быть крупными, а всё остальное — шелуха, укоренилась со стародавних времен. Поэтому разговоров много, а реальных дел крайне мало.
— На каком уровне тормозится принятие закона?
— Формально вы непонимания не увидите нигде. Не назовете ни одной фамилии человека, который бы сказал: ерунда собачья эти малые предприятия. Все говорят: да!
— Но движения-то нет!
— Никакого. Помню, ещё Ирина Хакамада возглавляла государственный комитет по поддержке малого бизнеса. Мы к ней одно письмо направили, другое. Знаем, мол, чем должны заниматься малые предприятия в нефтяной промышленности. Года полтора потом искали свои письма, нашли их под сукном у чиновника в министерстве энергетики. Отношение к малому бизнесу с тех пор практически не изменилось.
— У вас есть рецепты, как запустить маховик инноваций?
— Видишь, в чём дело. У нас не рецепты, а конкретные промыслы. Привычно, например, думать, что для добычи нефти обязательно заводнение. Качай воду и получай нефть! Но наш РИТЭК на трёх своих месторождениях закачивает в пласт газ, который обладает большей проникающей способностью и способен вытеснять нефть из низкопроницаемых пород. Это не мысли о модернизации, а сама модернизация! Или на Баженовской свите в Западной Сибири, а это та толща, которая и рождает нефть, мы организовали первый промышленный участок по термогазовому воздействию на пласт. Новое слово в добыче нефти. Кстати, незадействованный потенциал Баженовки колоссален! Кто-то называет цифру в 11 миллиардов, а кто-то в 30 миллиардов тонн нефти.
— Все реформы в ТЭКе проходили на ваших глазах. Можно ли было как-то иначе реорганизовать отрасль?
— Разумеется. Реформы проведены безобразно. Такое впечатление, что это продуманная акция для того, чтобы растащить богатства народа. Всё продавалось буквально за копейки. Зато теперь кто-то покупает иностранные футбольные клубы... Это ещё одна тема для изъяснения ненормативной лексикой.
Уже в завершение затянувшегося разговора я поинтересовался у героя, не хотелось бы ему сбросить лет 30-40 и вернуться в Тюмень поры освоения? Валерий Грайфер рассказал тогда старый анекдот про Брежнева, пригласившего к себе старого литейщика и спросившего, когда тому лучше жилось. При царе или сейчас? А тот отвечает: «Леонид Ильич, не обижайся, но при царе мне жилось лучше! Моя Верка любила меня тогда крепче».
— Ответил я на твой вопрос? — не без юмора завершил интервью Валерий Грайфер.
P.S. Редакция парламентской газеты «Тюменские известия» приносит свои соболезнования родным, близким, коллегам и соратникам Валерия Исааковича. Это имя навсегда останется в нашей памяти.
Андрей Фатеев