Многим известен тезис: «По мере строительства социализма усиливается классовая борьба». Действительно, когда большевики шли к своей цели, а устои государства (в экономическом укладе, в обычаях и привычках людей, в характере социальных структур) не могли стремительно измениться, классовая борьба непременно обострялась. Что позволяло «отцу народов» подвести идеологический фундамент для раскручивания маховика репрессий.
Когда за короткое время происходят мощные тектонические (политические и экономические) сдвиги в судьбе государства, то их вполне резонно назвать революционными в историческом плане. Предшественником подобных перемен в XXI веке стал развал Советского Союза (и все еще продолжающиеся процессы его распада ‒ пусть фрагментарные и иного свойства).
В этом веке Китай исподволь стал глобальной супердержавой, тесня по целому ряду позиций Соединенные Штаты Америки. И в любом соперничестве ‒ политическом, экономическом, территориальном (с кем бы то ни было) он будет только укрепляться.
Европа (а Россия заинтересована в сильной Европе) пребывает в поиске коллективной политико-экономической определенности, о чем свидетельствуют и выход Великобритании из ЕС, и непринятие общей конституции, и разногласия стран по многим вопросам. То есть, процесс формирования Единой Европы еще очень далек от завершения. Даже не обозначены контуры желаемого там государственного образования. И все-таки процесс идет (кстати, еще от создания Римской империи, от замыслов Священной Римской империи германской нации и претензий кайзеровской и нацистской Германии).
Не проще, а гораздо сложнее за последние десятилетия стала ситуация на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
И все это происходит в рамках глобальных процессов сжатия информационного пространства, сокращения времени преодоления расстояний, изменения сознания людей под воздействием интернета.
В этих условиях Россия, после 15-летнего прогиба (политического, экономического, социокультурного), завершила осознание (на базе тысячелетней истории) своей новой актуальной сущности и возможности быть стратегом государственной будущности.
Названные мной фундаментальные изменения миропорядка, безусловно, носят конфронтационный характер. Это заметно, например, и в том, что США взяли и ведут курс на отказ от любых международных обязательств (не только разоруженческих) – даже от задокументированных обязательств перед союзниками.
На этом фоне возрастает роль народной дипломатии как основы, не позволяющей в условиях конфронтации перейти от событий драматических к событиям трагическим, от тяжелейших конфликтов региональных к сокрушительным межрегиональным бойням. Поэтому чрезвычайно важно создавать как можно больше структур живого общения между государствами (от культурного, научного, технического обмена до неофициальных мероприятий любых заинтересованных слоев общества, любых аналитических групп).
А государствам, как бы они ни оценивали степень существующей конфронтационности, необходимо дать сигнал общественности, что в ней должны быть неразрывные горизонтальные связи. Тогда как сейчас любые неправительственные диалоги во многих странах могут попасть в разряд непатриотичных, а их участники окажутся с клеймом неблагонадежных. Хотя народы многих стран «уплотнились» в сфере экологии, мирового климата, оружия массового поражения (которое за последние 20 лет распространяется все шире), пандемии, нарастающего кибертерроризма.
В мировой экономике и энергетике тоже произошли знаковые изменения: смена «диктатуры» производителей углеводородов на «диктатуру» их потребителей; всеобщее осознание того, что энергетических ресурсов на планете значительно больше, чем ожидали все специалисты. А когда за короткое время происходит резкая смена приоритетов, можно говорить о революционных изменениях в глобальной энергетике.
Очевидно, что для гармонизации противоречий, вызванных перечисленными мною факторами, необходимо новое качество международного сотрудничества, пусть даже такое, как названное мною в 2015 году «вынужденным сотрудничеством». Его чрезвычайно важным элементом является набирающая силу народная дипломатия – неформальное, непубличное обсуждение проблем, содействующее формированию осознанного официального сотрудничества.
И тут есть реальный пример параллельного процесса налаживания межгосударственных отношений
История народной дипломатии не знает, пожалуй, более значимого явления, чем «Дартмутский диалог». 60-летие этого неправительственного российско-американского движения убеждает, что его основы и формат деятельности были и остаются уникальными. Главная уникальность Диалога заключается в том, что, выступая в роли неформального канала контактов советской (затем российской) и американской общественно-политической элиты, он нередко был важным источником информации для принятия решений руководством двух стран.
И неудивительно. Авторитет Диалога определяется не только сущностью затрагиваемых им проблем, но и уникальностью состава его участников. Они не объединены по профессиональным, социальным, конфессиональным, научным или иным интересам. Их отличает только огромный опыт служения своему государству и народу. Участниками движения являлись и являются экс-министры правительств двух стран, сотрудники администраций глав государств разных лет, высокопоставленные дипломаты из руководства МИД России и Госдепартамента США, известные военные, политические и экономические эксперты, ученые, врачи, кинорежиссеры, журналисты… На всех этапах минувшего 60-летия они вносили и вносят большой вклад в преодоление конфликтов, мешающих развитию двусторонних отношений и укреплению стабильности в регионах активного присутствия России и США.
Конечно, каждый этап предъявляет Дартмуту особую «претензию» и требует адекватного ответа. Следовательно, в реализации этого гуманитарного проекта никак не обойтись без особых личностей. Еще в советский периодв дартмутском движении участвовала целая плеяда таких незаурядных (по мировым политическим масштабам) людей, как Норман Казинс, Дэвид Рокфеллер и Генри Киссинджер ‒ с американской стороны, и Георгий Арбатов и Евгений Примаков ‒ с нашей стороны.И именно эти подлинно исторические личности ‒ основатели и члены международного «Клуба мудрецов» при ООН (Е. Примаков и Г. Киссинджер) ‒ стали патронировать активизацию «Дартмутского диалога» в сентябре 2014 г.
Если иметь в виду последние 6 лет, то надо учитывать обострившийся характер межгосударственных отношений России и США. Причем обострившийся на фоне радикально изменившегося мира.
За последние годы во многих странах созрело понимание того, что «покровительство», «защита» их интересов ‒ это для США только политика мироустройства во имя и во благо одной Америки. Что ясно поняли даже участники всех её альянсов (будь то НАТО или недавно созданный Международный альянс за свободу вероисповедания, насчитывающий 27 стран).
Минувшая 6-летняя фаза работы Диалога протекала в беспрецедентно напряженных отношениях между Россией и США ‒ отношениях, опасных не только для наших народов. Думаю, что даже Карибский кризис (взрывоопасное политическое, дипломатическое и военное противостояние между Советским Союзом и Соединёнными Штатами в октябре 1962 года) продемонстрировал ‒ в сравнении с нынешним кризисом наших отношений ‒ более рациональное и эффективное взаимодействие государств через дипломатические и иные каналы и экстренные консультации-переговоры официальных лиц. Тогда противостояние двух супердержав, возможно, было более угрожающим, но оно было и более предсказуемым.
И всё же я склонен полагать, что мы прошли пик кризиса, когда Москва и Вашингтон вынужденно сделали шаги навстречу и смогли добиться взаимодействия в одной из точек региональной конфронтации – в Сирии. Именно здесь был прерван (непрогнозируемо для США и Западной Европы) процесс дестабилизации и смены режимов в ближневосточном регионе, получивший название «Арабская весна».
Страны региона скатывались в водоворот хаоса и потери суверенитета на фоне агрессивного и неконтролируемого военно-политического расползания международной террористической организации ИГИЛ (ее деятельность запрещена в России). Большая часть территории Сирии и Ирака стала форпостом укрепления контуров нового исламистского государства под её диктатом, чего не случалось со времени «перекройки» региона по пакту Сайкса ‒ Пико в 1916 г.
(Этот исторический феномен еще предстоит осмыслить на предмет опасности возможного рецидива. Проблема не столько в воспринятых населением идеологических установках, сколько в спонсорах трансформации одной террористической организации в военно-политическую региональную мегасилу в новых географических границах.)
Решительное и неожиданное для США подключение России осенью 2015 года с комплексным использованием военной силы для защиты законной власти в Сирии (по просьбе её правительства), а также для противодействия дальнейшему распространению международного терроризма в ближнем подбрюшье российских границ вызвало новую (после крымских событий 2014 года) поляризацию наших позиций. А шаблонная модель ответного поведения США, не учитывавшая жизненную важность для России борьбы с исламским радикализмом в Сирии и Ираке, привела к новому витку конфронтации, в том числе и с фактами прямого боевого столкновения российских и американских военных. Политики, армейские и иные эксперты всего мира, в том числе в США и России, публично «проигрывали» различные сценарии, не исключая ограниченное применение оружия массового уничтожения в начале войны между США и РФ.
При этом стороны ‒ не по инициативе Москвы ‒ ликвидировали все ранее действовавшие политико-дипломатические и другие переговорные каналы, включая каналы военно-политических и экономических консультаций. И только военное командование двух стран «на поле» в Сирии предпринимало, в основном, «пожарные меры», направленные на предотвращение трагических сценариев боевого противостояния.
«Дартмутский диалог» оказался единственным на протяжении почти полутора лет этого этапа «живым каналом» постоянных консультаций двух стран по вопросам стратегической стабильности, включая такие краеугольные проблемы, как ОМУ, судьба Договоров по ПРО, СНВ-3.
При кризисе доверия и высокой взаимной подозрительности Москвы и Вашингтона в 2016-м и 2017-м годах рекомендации «Дартмутского диалога» внесли посильную лепту в формирование хрупких основ взаимодействия обеих стран в Сирии и всём ближневосточном регионе.
Важную роль Дартмута как единственного неправительственного канала общения и его вклад в урегулирование противоречий в двусторонних отношениях неоднократно подчеркивали министр иностранных дел России С.В. Лавров, глава Госдепартамента США М. Помпео, советник президента США по национальной безопасности Дж. Болтон и секретарь Совета безопасности при президенте России Н.П. Патрушев, посол США в России Дж. Хантсман и посол России в США А.И. Антонов и многие другие.
События последнего времени показывают, что роль гражданского общества заметно возросла почти повсеместно. Власти во всё большей степени считаются с ним, везде обретает больший вес общественная оценка государственной эффективности противодействия пандемии COVID-19 и усиления способности выживания.
Именно по этой причине Дартмут стремится тесно взаимодействовать с соответствующими органами власти, уделяя особое внимание медицине, культуре и другим гуманитарным направлениям деятельности. В частности, в последние годы активно работали секции Диалога по культуре, религии и медицине.
Яркую страницу в историю движения вписала секция под руководством всемирно известного кардиохирурга, единственного за всю историю США иностранного члена Американской ассоциации кардиохирургов, директора Национального медицинского исследовательского центра сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н. Бакулева академика Лео Бокерии и американского профессора Джона Хардмана.
Творческой находкой Дартмута стала семья знаменитого дирижера и скрипача Мариинского театра в Санкт-Петербурге Виктора Федотова, которого Карибский кризис застал в Нью-Йорке, где он был на двухнедельных гастролях по приглашению президентской четы Джона и Жаклин Кеннеди. Федотов не прервал гастроли и не уехал. А на двух его концертах даже в разгар конфронтационного противостояния побывали и президент и первая леди США.
На одной из российских сессий Дартмута перед его участниками выступил сын Виктора Федотова ‒ Максим Федотов, ныне также всемирно известный дирижер и скрипач. Он до сих пор является единственным музыкантом в мире, которого итальянские хранители скрипок Антонио Страдивари в знак признания его таланта удостоили высокой чести в 2006 году на международном конкурсе в Санкт-Петербурге: в течение одного концерта он играл поочередно на двух скрипках великого мастера.
Как раз в период пика кризиса между нашими странами летом 2017 г. Максим Федотов играл в Москве перед американской аудиторией тот же скрипичный концерт, который в исполнении его отца слушали Жаклин и Джон Кеннеди в Нью-Йорке. Не берусь судить, оказал ли тот концерт какое-либо влияние на решения, принимавшиеся Дж. Кеннеди и Н. Хрущевым в острые моменты «карибской фазы» наших отношений. Но американские слушатели в Москве, включая бывшего помощника госсекретаря США Г. Сондерса, были восхищены выступлением Максима и высказывали нам благодарность за «благоприятный фон» для преодоления острых углов наших дискуссий по конфликтным проблемам.
Впервые в истории обеих стран в январе 2020 г. было подписано и реализуется Соглашение о сотрудничестве между ведущими религиозными организациями, предусматривающее, в том числе, комплекс совместных мероприятий христианских и мусульманских конфессий по теологическому просвещению молодежи наших стран в целях эффективного противодействия исламистскому радикализму и вовлечению верующих в запрещенные в РФ и США террористические организации ИГИЛ, «Братья-мусульмане» и др.
Нынешний острый внутриполитический кризис в США будет рано или поздно преодолен. Можно предположить, что со временем США будут всё больше становиться «нормальной» страной, политика которой будет строиться, в основном, на интересах, а не на глобализации собственных ценностных ориентиров, которые в двух известных публичных обращениях политиков в издании POLITICO в США, к сожалению, были классифицированы не как «стремление к демократии и свободе», а движение «в евроатлантическом направлении».
…В начале 90-х годов эйфория от демократических преобразований и перехода на рыночные рельсы сопровождалась обращением российской элиты к примеру США, как образцу современной экономики и процветания. Эта эйфория сформировала завышенные ожидания от развития российско-американских отношений буквально по всем направлениям.
Принципы Вашингтонского консенсуса были безоговорочно положены в основу радикальных реформ и задавали вектор нашего взаимодействия. Была создана Межправительственная комиссия Гора ‒ Черномырдина. Как её активный участник могу подтвердить, что она проделала большую работу по приданию политического импульса и созданию юридической базы для экономического сотрудничества и реализации целого ряда масштабных совместных проектов. Благодаря содействию комиссии многие крупные американские компании пришли в Россию и внесли существенный вклад в становление рыночной экономики, развитие технологического прогресса в целом ряде отраслей, включая нефтегазовый сектор.
В мае 2001 года состоялся саммит президентов США и Российской Федерации, одним из результатов которого стала инициатива формирования Энергетического диалога РФ ‒ США, который был призван содействовать коммерческому сотрудничеству в энергетическом секторе, увеличивая взаимодействие между соответствующими компаниями двух стран в области разведки, производства, переработки, транспортировки и сбыта энергоносителей, а также в реализации совместных проектов, в том числе ‒ в третьих странах.
В том же 2001 году была опубликована Белая книга «Партнёрство США и России: Новые времена, новые возможности», в которой излагалась позиция Конгресса США относительно энергетического сотрудничества с Россией. В этом документе прямо указывалось, что приоритетным направлением внешней политики США должно стать развитие российско-американского энергетического сотрудничества, поскольку таким образом США могут «уберечь себя от рисков неопределённости поставок энергоносителей и ненужной зависимости».
Тогда многое было сделано. Достаточно упомянуть такие огромные проекты, как «Сахалин-1», «Сахалин-2», «Каспийский трубопроводный консорциум» или начало совместного освоения арктического шельфа. В России, можно сказать, прописались американские компании «ЭксонМобил», «Шеврон», «КонокоФиллипс», «Бейкер Хьюз», «Халлибертон» и др.
Однако технологическое развитие, новые технологические прорывы США буквально за 2008‒2015 годы кардинально изменили ситуацию. Отношения сотрудничества с Россией, в том числе в энергетической сфере, сменились острой конкуренцией (а позже ‒ в геополитическом плане ‒ и конфронтацией).
При этом ещё в начале XXI столетия определенные круги в США посчитали, что распад Советского Союза и последовавший кризис российской экономики являются исключительно результатом победы США и НАТО в «холодной войне», и что эта победа раз и навсегда лишила Россию какого-либо влияния не только на мировую политику, но и на региональное развитие. Был сделан вывод, что мир стал однополярным, что США являются единственным гарантом международной безопасности, имеющим полное право вмешиваться во внутренние дела любого государства, включая применение вооруженных сил.
Правда, наша страна, преодолев 15-летний период неудач, сформировала понимание того, что такое «Новая Россия», что она собой представляет в контексте изменившегося мира, и как в новых условиях она должна защищать и реализовывать собственные интересы.
И дело не только в событиях 2014-го года, когда произошел конфликт из-за Крыма и Украины. Он стал всего лишь триггером, поскольку было очевидно, что примерно с 2012 года процессы, о которых я говорил, «заставляли» Америку поступать более эгоистично и более жестко по отношению к России.
Сегодня проявляется новое качество запроса на Дартмутское движение и на его ответы вызовам времени. Здесь я полагаюсь и на свой опыт, опыт человека, прошедшего большую производственную и политическую школу, искренне считавшего и считающего, что мир непременно требует интеграции. Особенно мир, который сейчас сжался по информационной шкале, по преодолению расстояний, по напряженности происходящих событий, по новым технологическим вызовам. Кстати, одна из бед СССР ‒ недостаточная интегрированность в международные экономические и культурные процессы. А если замыкаться, как происходит сейчас в отношениях России и США, то это может обернуться большей бедой, чем мировые войны в XX веке. В сжатом мире любая острая проблема может привести к более жестоким последствиям. Даже экологические катастрофы способны померкнуть перед ними. Поэтому в период начавшегося обострения наших отношений я дал согласие на участие в «Дартмутском диалоге» в качестве сопредседателя от российской стороны. Я не выступаю как сторонник или оппонент нашего или американского президента, а пытаюсь разобраться в реальной ситуации и предложить варианты сотрудничества, включая «вынужденное сотрудничество».
Мы сейчас находимся на судьбоносной развилке: или стабилизация отношений и открытые согласованные действия, или новый виток напряженности. От США во многом зависит, насколько широко будет открыто окно взаимных возможностей.
Сегодня несомненна настоятельная необходимость срочного рассмотрения вопросов взаимодействия широких слоев населения США и России, пора дать сигналы политической поддержки сотрудничеству в различных сферах.
Я уже говорил, что США в период своего наибольшего могущества решили построить мир только под себя. В принципе, это довольно естественный государственный эгоизм. Однако и наш пример, когда РСФСР внутри СССР «содержал» многие республики и страны соцлагеря, показывает, что ни к чему хорошему стройка «под себя» не приводит. Видимо, и Америке не стоит накрывать другие государства крылом своего белоголового орлана. Тем более, опираясь на военную мощь, которая не увеличивает число союзников, а наоборот, плодит врагов.
«Дартмутский диалог» призван плодить партнеров. Призван расширять и укреплять партнерство. В самые сложные моменты он остается точкой опоры для конструктивного диалога двух стран, позволяет отвести их отношения от последней черты понимания друг друга. Мы осознаем, что «глубина падения» в наших двусторонних отношениях сегодня беспрецедентна, и на быстрое преодоление такой ситуации рассчитывать было бы наивно. Но нельзя и опускать руки. Думается, что двигаться следует «малыми шагами», сближая подходы и выходя на конструктив там, где есть точки соприкосновения, где обоюдные интересы позволяют быстрее выходить из-под массивного груза накопленных проблем и недоверия.
Главное – не стоять, а двигаться. Неслучайно в декабре 2019 года участники Диалога обратились с публичным призывом к правительствам России и США, заявив о необходимости продления Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (ДСНВ или СНВ-3). Диапазон устремлений «Дартмутского диалога» отражает и недавняя экстренная конференция, в ходе которой сопредседатели и участники российско-американской неправительственной группы обсудили совместную стратегию РФ и США по противодействию коронавирусной пандемии.
Мы настроены оптимистично, независимо от исхода президентских выборов и поствыборного лидера в Белом Доме. Сейчас трудно ожидать какого-либо улучшения отношений. Антироссийские санкции обрели в США силу закона и не будут отменены на протяжении очень длительного срока, то есть практически никогда, если иметь в виду ныне действующих политиков.
Однако мы видим также некоторые новые сюжеты, которые способны, как нам кажется, позволить нашим странам расширить поле взаимодействия, улучшить взаимопонимание и повысить доверие к намерениям друг друга.
Как уже отмечалось, Дартмут – это не просто одна из площадок двустороннего диалога, не общественный форум, каковых немало. Дартмут не только позволяет «прощупывать» настроения другой стороны. По ряду очень острых элементов повестки наших отношений в последние 2‒3 года «переговорщикам» удавалось вырабатывать совместные и, как потом оказалось, эффективные предложения. Это доказывает новое качество Дартмута, состоящее в том, что бесплодные политологические дискуссии ‒ отнюдь не наша цель. Выработанные рекомендации, доводившиеся до первых лиц и глав вовлеченных ведомств обеих стран, свидетельствовали о том, что и правительства двух стран могут не только выслушивать аргументацию сторон, но и согласованно действовать по многим актуальным проблемам. Раз смогли мы, значит, смогут и государственные институты.
Сегодня, несмотря на стремительное развитие информационных технологий, эта необходимость востребована ‒ как бы это ни казалось странным ‒ ещё больше. Приходится с сожалением констатировать, что очевидная ангажированность многих СМИ, включая так называемые «независимые», приводит к формированию искаженных представлений об оппоненте. Потом эти искаженные представления оказывают негативное влияние на процесс принятия политических решений. А дело не столько в том, чтобы ПЕРЕУБЕДИТЬ, сколько в том, чтобы ПОНЯТЬ. Именно «Дартмутскому диалогу», я убежден, отведена роль «поставщика достоверной картинки», которая рождается в результате честного непубличного и открытого разговора между представителями элит, между профессионалами, необязательно занимающими официальные посты.
Важно не только продолжать этот формат общения. Его участники должны также добиваться того, чтобы к итогам их дискуссий было привлечено больше внимания, чтобы к Диалогу больше прислушивались. В этом видится новое качество запроса на Дартмутское движение и на его ответы вызовам настоящего времени.
Думаю, что к 60-летию Дартмута обеим сторонам будет что сказать о его исторической и созидательной роли в вопросах поддержания мира не только между нашими народами, но и в глобальном масштабе. Поэтому «Дартмутский диалог», несомненно, заслужил право называться созидательным.
Еще раз подчеркну, что чем тяжелее найти в этот драматичный период времени решения на высоком государственном уровне, тем необходимее вести работу на уровне структур народной дипломатии, вовлекая в нее широкие слои наших обществ и создавая базис для принятия неконфрантационных решений.
Юрий Шафраник, президент Фонда «Мировая политика и ресурсы»