На главную

 

ТЭК России: новый вызов

Эпидемия нефтегазового психоза продолжает развиваться в так называемых недружественных странах. Участники G7 (Великобритания, Германия, Италия, Канада, Франция, Япония и США) намерены ввести потолок цен на российскую нефть к 5 декабря.

Этот (очередной) шаг умножит дальнейшую разбалансировку мировых нефтегазовых потоков, тем самым вызывая малопредсказуемые для всех игроков рынка реакции. Участники G7, можно сказать, окончательно забетонировали идеалы «свободного рынка» и «свободной конкуренции», а также реалии свободного доступа к энергоресурсам, включая СПГ, и переработанной углеводородной продукции. Что, несомненно, скажется на ценах и других существенных факторах, которые обязательно проявятся в мировом энергетическом поле.

Хотите убрать с него одного из трех крупнейших мировых игроков?  Тогда получите перекос всей системы – нефтяной, газовой, ценовой, экономической. Да, такой перекос, возможно, выгоден США, но другим странам, в том числе и партнерам по G7, он вряд ли выгоден. А остальной конгломерации рынка – тем более.

Американцы, как всегда, лидируют в репрессивных декларациях: сенатор от Республиканской партии Марко Рубио разработал законопроект о санкциях за перевозку нефти и сжиженного природного газа из России в Китай. Однако прекращение поставок нефти из России вынудит Китай вступить в борьбу за сырье из Ближнего Востока и Африки, что вызовет рост цен.

Накручивая санкционный вал, Запад крепко вцепился в тему специальной военной операции России на Украине. Но трудно поспорить с В.И. Лениным в том, что «политика есть самое концентрированное выражение экономики...» События последних 12-ти лет показали полностью сформировавшуюся новую энергетическую и политическую картину мира. Самым видимым, «лежащим на поверхности» свидетельством перемен стало превращение США из лидера потребления углеводородов в их крупнейшего производителя и серьезного экспортера, а Китай при этом стал главным потребителем этих ресурсов…

В 1990-е гг. – начале 2000-х гг. и в самих Соединённых Штатах, и в Международном энергетическом агентстве считалось, что США в обозримой перспективе будут оставаться крупнейшим импортёром энергоресурсов. Соответственно, США активно искали внешних партнёров в энергетической сфере. При этом Россия казалась им одним из основных компаньонов – наряду с Саудовской Аравией. (После кризисных 70-х США сделали ставку на Ближний Восток – особенно на королевство СА – как главного гаранта собственной энергетической безопасности. А в 90-е надежда – вполне обоснованно – возлагалась на Россию).  

РФ нуждалась в американских технологиях, инвестициях, опыте менеджмента, а США – в российских энергоресурсах, особенно в нефти и газе, и российских рынках сбыта продукции американских производителей.

Сотрудничество стремительно развивалось. В 1990-е гг.   американские компании принимали самое активное участие в реализации крупных инвестиционных нефтегазовых проектов на территории России («Сахалин-1», «Сахалин-2», КТК и др.) Американское правительство оказывало этим проектам всяческую политическую поддержку и считало их приоритетными. Непосредственно продвижением этих проектов занималась Комиссия Гор-Черномырдин, в которой и мне довелось работать.  В мае 2001 г. состоялся саммит президентов США и Российской Федерации, одним из результатов которого стала инициатива формирования Энергетического диалога РФ ‒ США, который был призван содействовать коммерческому сотрудничеству в энергетическом секторе, увеличивая взаимодействие между соответствующими компаниями двух стран в области разведки, производства, переработки, транспортировки и сбыта энергоносителей, а также в реализации совместных проектов, в том числе в третьих странах.

В том же 2001 г. была опубликована Белая книга «Партнёрство США и России: Новые времена, новые возможности», в которой излагалась позиция Конгресса США относительно энергетического сотрудничества с Россией. В этом документе прямо указывалось, что приоритетным направлением внешней политики США должно стать развитие российско-американского энергетического сотрудничества, поскольку таким образом США могут «уберечь себя от рисков неопределённости поставок энергоносителей и ненужной зависимости» [Партнёрство между США и Россией. Новые времена. Новые начинания/Под ред. Курта Уэлдлона, пер. на рус. AmericanForeignPolicyCouncil. Washington, D.C.: Franklin’sPrintingCompany, 2003].

Однако технологическое развитие США, их новые индустриальные прорывы буквально в одно десятилетие кардинально изменили ситуацию. И с разворачиванием «сланцевой революции» активность российско-американских отношений стала снижаться, началось фактическое свёртывание российско-американского энергетического диалога.  Со сменой своих приоритетов США отодвинули энергетическое партнерство с Россией на задний план. Более того, кратное сокращение энергетических связей с Россией стало дополнительным фактором, подталкивающим правящую элиту Америки к обострению отношений с нашей страной по всем возможным направлениям.

Аналогичные вещи происходят и с нашим главным европейским партнером – Германией. «Помимо пандемии, серьезным вызовом для работающих в России крупных немецких концернов, среднего бизнеса и семейных предприятий стали санкции, глобальные торговые конфликты и протекционизм», – считает экс-глава австрийской компании OMV Райнер Зеле.

В Европе ещё не утрачены грезы о торопливо грядущей энергетике на безуглеродной основе. Хотя эта тема ушла на задний план в преддверии неизбежных холодов. Немецкое правительство высказывает опасение, что дефицит газа нынешней зимой может привести к чрезвычайным ситуациям в ряде регионов Германии. А во Франции представители промышленной сферы всерьез обеспокоены увеличившимися расходами на газ. Они не исключают самые печальные последствия складывающейся ситуации – вплоть до полного коллапса производств.

Кстати, ранее российская сторона предлагала европейским партнерам заключить долгосрочные контракты на поставку природного газа. Однако в Брюсселе сочли это предложение невыгодным, отдав предпочтение закупкам газа по плавающим спотовым ценам. Поэтому сейчас в Европе вынужденно запускаются угольные станции, за что недавно заклеймили бы любого члена Евросоюза.

Если мыслить не сезонно, а масштабно, то надо четко усвоить, каково будет мировое потребление газа хотя бы в ближайшие 5 лет. Например, драйвер этого потребления – Китай – всю последнюю пятилетку ежегодно приращивал расход голубого топлива более чем на 30 млрд куб м. И поставил целью выйти в энергетическом балансе по газу с 8,5% в 2021 году на 15% к 2030 г. Значит, даже незначительный рост «аппетита» этого драйвера свидетельствует, что до 2027, а тем более до 30 года ему потребуется серьезный дополнительный объем газа. Из каких источников – отдельный вопрос. Это относится уже к китайской энергетической политике.

Дальше – больше. Последние несколько лет все, кто опирались на «заправских экспертов», отражающих интересы развитых экономик и главных потребителей углеводородов, встречают вал так называемых прогнозов – крайне политизированных, непрофессиональных. Эти «эксперты» легко перебрасывают сотни миллиардов кубов газа туда-сюда в диапазоне «плюс» - «минус». Хуже даже не то, что они предъявляют безответственную аналитику, а то, что она отражает противоречивую, непоследовательную политику США и Евросоюза вообще.

Так нужен ли углеводородный ресурс в нарастающем объеме, или не нужен? Уголь «забываем» или потребляем? Атомная энергетика необходима в перспективе (что несомненно!), или она также отнесена к факторам, которые следует сдерживать, и т.д. и т.п. Все это постоянно муссируется в противоречивых трактовках на самых высоких политических этажах стран, идущих в фарватере США. Явно запутались! Что для мирового энергетического развития абсолютно неприемлемо и даже крайне опасно! Однако для Америки это вполне комфортно при умножении своего экспортного ресурса за счет СПГ, гонимого в Латинскую Америку, Европу и Азию.

При этом пандемия (как объективный фактор) и климатическая повестка обострены до абсурдности. Посему производитель углеводородов лишен сейчас ориентиров на 5–10 лет. А банкам политики практически запретили финансировать углеводородные проекты, страховать риски добывающих компаний. Отсюда, например, и British Petroleum заявляет, что через 10–20 лет покинет углеводородный энергетический рынок. Но ведь каждый серьезный энергетический проект требует вложения многих миллиардов долларов с перспективой разработки минимум на 25 лет.  

Я уверен, что потребление газа в мире будет расти. В ближайшие 5–6 лет планете нужно получить дополнительно 150 млрд кубов. Если при этом убрать российский газ с рынков Европы, значит, к 2027 году надо найти порядка 300 млрд дополнительно к объемам 2021 г.

Это грандиозная задача, требующая сотен миллиардов долларов вложений. Речь, подчеркну, идет о мировой проблеме. Она нам далеко не чужда, но и о собственных проблемах забывать нельзя. Нам надо 150 млрд кубов использовать в самой России. Производить СПГ, удобрения, газохимическую продукцию, догазификацию страны. Значит, в мировом балансе не все российские 150 млрд «исчезнут». И все же мировой баланс должен увеличиться на 200 млрд кубов. Особенно при лихорадочных заявлениях об увеличении потребления угля, стремлении умножить составляющую атомных электростанций и т.д. Все это говорит о суете и авантюрности. На самом деле, углеводородной энергетики будет не хватать, а газовая проблема уже сегодня обостряется.  

Но это относится к миру в целом, конечно, включая нас. Но у нас есть собственная задача из задач: как и в годы создания Западно-Сибирского НГК (никому и никогда прежде недоступному – кроме нас – проекту), необходимо разработать не менее амбициозную программу. В чем она состоит?

Те 150 млрд кубов газа, от которых Европа откажется, у нас останутся готовыми на продажу. Кому? Конечно, на Европе свет клином не сошёлся. Но дело в том, что мы сами будем нуждаться (можно сказать – уже нуждаемся) в значительных дополнительных объемах газа, а для их применения требуется очень четкая и жесткая программа. С понятными масштабами распределения ресурсов, адресами исполнителей, реальными сроками и ответственными лицами (и без всяких бесполезных «дорожных карт»).

По моим оценкам, 20 млрд кубов в год потребуется на догазификацию страны. А производство СПГ – малотоннажное (на что мы способны) и среднетоннажное (которое мы обязаны освоить) – потребует ежегодно ещё 30 млрд кубов. Но тут очень важно систематически спрашивать за реализацию программы, помогать, организовывать, стимулировать. Привлекать «смелых» зарубежных инвесторов, а если не получается – опираться на собственные силы.

Мы на производство удобрений тратим примерно 25 млрд кубов газа в год, а в партнерстве могли бы еще 20 млрд пустить на переработку. Это сделать не просто, да и с зарубежным рынком будут сложности, но… дорогу осилит идущий.

С газохимией ситуация особая. За последние 10 лет мы увеличили закупку импортной химической продукции с 15 до $30 млрд в год. В «старые добрые времена» нас бы заставили за пару лет сократить эту сумму – как минимум – наполовину. То есть на $15 млрд в год надо создавать продукцию высоких переделов именно в России (на что уйдут опять-таки многие миллиарды кубов газа). И добиться этого – прямая обязанность тех, кому выполнение данной задачи должно быть четко прописано властью.

А впереди ещё не просто экономико-энергетическая, а политико-экономико-энергетическая задача. Это «Сила Сибири-2» (хорошо бы освоить в 2027–2028 гг.) При этом, конечно, с выходом «Силы Сибири-1» на максимум, т.е. 38 плюс 10 дальневосточных млрд кубов к 2025 г.

Все сказанное по силам правительству и предпринимателям при условии ясного представления, кто и что делает, кто и как за это дело отвечает. Ведь у нас есть мобилизационный опыт, характерный для великой державы.

Повторю: в 70-е – 80-е годы прошлого века мы смогли создать несравненный Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс, а сейчас перед нами стоит задача очень серьезная, но все же менее грандиозная. Однако отмобилизоваться придется по-настоящему.

Безусловно, за последние два десятилетия мы добились многого в социально-экономическом развитии страны. С другой стороны, нас это несколько расслабило. Поэтому речь идет не просто о том, чтобы четко определить ориентиры – догазификация, нанотехнологии, биотехника и т.д., но с точным перечнем соответствующих проектов и персонификацией их ведущих исполнителей и кураторов (и определением меры их ответственности).   

Причем мы обязаны действовать уже сегодня, не оглядываясь на противоречивые решения стран, запутавшихся в энергетической политике Вашингтона и Брюсселя.

И еще о международном аспекте. Энергетическому миру нужны стабильность и предсказуемость. Если США ведут «не в ту степь», то кто-то должен обозначить верный объединяющий курс. Замечу, что Китай как главный потребитель углеводородов кровно заинтересован в стабильности этого мира, как и ключевые игроки с Ближнего Востока и стран ОПЕК. Именно им с нами необходимо определить курс энергетического развития планеты. Назовем его, к примеру, ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ПАКТ. Иначе суетливая, основанная на сиюминутной политической выгоде чехарда никогда не прекратится, нанося всесторонний ущерб странам, не являющимся бенефициарами энергетического раскола и хаоса.

                                                      ***

В заключение хотел бы сказать, что решение проблем и обеспечения энергетической безопасности, и устойчивого развития человечества невозможно без международного сотрудничества. В том числе в области энергосбережения, повышения энергоэффективности и развития соответствующих технологий, а также в области разработки новых технологий и материалов для возобновляемой энергетики и технологий аккумулирования энергии.

Но главное, конечно, заключается в том, чтобы карта мирового энергетического пространства впредь никоим образом не напоминала карту энергетического противоборства каких бы то ни было стран или коалиций.

Перед нами (человечеством) стоит общая – огромной важности и огромных сложностей – задача. Это стабильное энергообеспечение и постоянное энергоразвитие с умножением реальной энергоэффективности (снижающей, в том числе, энергозатраты на единицу продукции). Но при этом – непременное сокращение вредных воздействий на окружающую среду и климат нашей общей Земли.

Юрий Шафраник, председатель Совета Союза нефтегазопромышленников России, президент Фонда «Мировая политика и ресурсы»