«У нас никто не боялся руководителя»
Почетный гражданин Сургута, экс-глава города Александр Сидоров – новый герой проекта Эдуарда Иваницкого «Живое золото Югры». Эксклюзивно – о своем детстве, периоде современного становления города, особенностях бурного развития Сургута в лихие 90-е годы, а также о проектах, которые так и остались на бумаге.
Палисадники старого Сургута
– Вы родились в Ханты-Мансийске…
– Тогда это называлось Самарово.
– Ваши родители – коренные сургутяне или приехали из разных мест?
– Они представляют две линии. Мать – из Ставрополья, из семьи сосланных, а отец – коренной, родился здесь, в Тобольске. Встретились они в Самарово, где я и родился, а потом переехали в Сургут.
– Что собой представлял тот Сургут?
– На наш сегодняшний взгляд, – города и веси, скорее веси. Хотя в старом Сургуте была церковь, было все, что могло характеризовать тот Сургут как хорошо развитое село, если говорить о численности. Была промышленность – рыбокомбинат, промкомбинат, леспромхоз. Такие крепкие хозяйства. Если говорить об архитектуре – деревянные дома купеческих времен, в центре старого Сургута остался один из таких домов, в котором располагается музей. С деревянными тротуарами, с красивыми палисадниками у каждого дома. Вытянутый в одну сторону – по улице Мелик-Карамова, как она сегодня называется, вдоль берега речки – к рыбкомбинату, который был во времена войны сюда перенесен.
Таким я его помню уже в сознательном школьном возрасте. Таким он и оставался до начала своей новейшей истории – до прихода геологов и нефтяников.
– В детстве вы мечтали стать капитаном катера, на котором ваш папа работал, бороздя просторы сибирских рек. Это правда?
– Да, правда. В представлении жителя Сургута тех лет не так велик был выбор профессии. Да и не так велико было представление. Романтика речной навигации привлекала. Кроме того, в старом Сургуте у всех уважающих себя хозяев была лодка, все занимались рыбалкой, охотой. Причем тогда рыбалка и «поехать выпить» было не тождественно. Поэтому, безусловно, из того набора, кем можно было себя представить, на кого равняться, мне хотелось тоже плавать, стать речником.
– Почему не стали?
– Когда началась новейшая история Сургута, в более взрослом представлении старшеклассника появились примеры геологов, энергетиков, нефтяников. Появилось понимание, что надо получить высшее образование. Ближнее, что представлялось возможным, – это Тюмень. Индустриальный институт – в силу того, что ты пацан. В индустриальном – промышленно-гражданское строительство. О, это круто, потому что Сургут только начал на дыбы вставать. Виделось уже к тому времени, что то, из чего я могу выбирать, и из того, что мне понятно и близко, – это строительство.
Разный город
– Когда Сургут начал меняться – из того развитого села с деревянными тротуарами появились первые признаки города современного развития?
– Он начал меняться, не задевая старый Сургут. Он начал меняться за счет того, что нефтяники начали активно строить свое жилье, инфраструктуру, отступив от старого Сургута в сторону леса и болот.
Старый Сургут стал исчезать и заменяться пяти- и девятиэтажками с приходом сюда большой энергетики, когда начали строительство ГРЭС. Энергетики уже не могли двигаться вширь: там заняли нефтяники, здесь – геологи, строители нефтегазстроя. Тогда Домостроительный комбинат уже активно работал. Энергетики выбрали вариант строительства своих домов на месте старых. Это происходило, когда я уже учился в институте. Я уезжал из старого дома, а на втором курсе приехал на каникулы уже в квартиру. Это был 1974 год, я уже женился, у меня дочь родилась.
– Мне говорили люди, которые вас знали в 70-х, вам не очень нравилось, что город Сургут становился неким придатком для нефтегазовой отрасли, а не становился городом в привычном понимании. И это в том числе повлияло на ваше решение пойти в исполнительную власть – в горисполком, чтобы активнее участвовать в развитии города. Это легенда?
– Может быть, неосознанно не устраивала застройка, когда город развивался не как город, а как несколько поселков под промышленность. Нефтяники строили то, что необходимо им, чтобы расселить людей, чтобы обеспечить нужный объем добычи, освоения нефтяных месторождений. Энергетики – под свои потребности, газовики – то, что необходимо им. И Сургут к 80-му году представлял из себя несколько разрозненных, построенных под промышленное производство поселков. Между этими территориями зачастую даже дорог нормальных не было. И у каждого было свое хозяйство.
Сургут в то время застраивали 32 ведомства – от одного-полутора домов, как в леспромхозе и аэропорту, до полутора миллионов «квадратов» жилья у нефтяников. И каждое предприятие имело свою эксплуатацию. Крупные предприятия имели свою медицину, свои детские сады, дома культуры, спортивные сооружения. Все это было разрозненным. Задача исполкома была – все это в кучу собрать, чтобы это функционировало как единый городской механизм. А в период формирования планов на предстоящий год или пятилетних планов – свести это воедино, согласовать с министерствами, которые финансировали строительство жилых домов, объектов соцкультбыта. Это все было завуалировано – называлось иначе, чем то, что строилось. Те же больницы и поликлиники – это были общежития, пансионаты, а аэропорт – здание длительного ожидания вахты и так далее.
– Даже здание горисполкома чем-то под вахту было?
– Зданием длительного ожидания вахты.
– Задача собрать воедино была поставлена сверху или это инициатива местной власти?
– Когда я пришел в исполком, ситуация начала развиваться очень быстро. А там и 90-е. Никакого верха уже не было. Скорее, было наше видение, что мы, должны принять разрозненные хозяйства на баланс. Кто-то передавал, как положено, вместе со средствами на ремонт, персоналом. Кто-то просто исчез. Все это нужно было обслуживать городу.
Естественно, встал вопрос, как все это разрозненное хозяйство объединить. На многие коммунальные объекты нормальной исполнительной документации не было, многое строилось по принципу: давай этот кабель сюда положим. И понимая, что город должен быть городом, мы начали все это стягивать.
Долгоиграющий план
– Мне говорили, что мы до сих пор живем по генплану, принятому в 1991 году. То есть именно тогда и была создана концепция развития нашего города.
– Нет, генплан был раньше. В 1991 году мы уже осуществляли корректировку генплана. Генплан был создан в 80-х годах Ленинградским институтом зонального планирования. А в 1991 году мы были вынуждены его корректировать как раз для того, чтобы стянуть все это воедино. Ну и второе. Я уже говорил, что город начал интенсивно застраиваться: застройка города опережала генплан. Поэтому было необходимо догнать то, что уже было, и дать городу возможность развиваться дальше не как попало, а в целом. Насколько город способен обеспечить всеми ресурсами то, что он строит: транспортной, коммунальной, социальной инфраструктурой, с этих позиций он и должен развиваться.
Сургут миновали говоруны
– Знаете, что мне непонятно? Наступил развал СССР, тяжелые 90-е, со всеми последствиями. И на этом фоне – мощнейшее развитие Сургута. Почему он рванул так быстро вперед, что о нем заговорили в стране как об оазисе благополучия? В 1995 году вам присвоили звание «Лучший мэр страны».
– Не лучший, а входивший в пятерку лучших...
– Я прочитал, что лучший.
– Ну, факторов может быть много. С одной стороны, появилось понимание, как должен развиваться город, если мы говорим о городском хозяйстве. Второе, это период в том числе и популистов – тех, кто приходил к власти на волне разговоров о демократии, плюрализме. Город Сургут все это миновало. Вы помните, в Москве – Попов, в Питере – Собчак. Классические демократы-говоруны, те, кто представления о том, как должен функционировать город, не имел.
У нас же сохранились руководители градообразующих предприятий, знающих, как устроена жизнь. К руководству в городе пришли люди с профессиональным опытом, которые могли ответственно относиться к принимаемым решениям. Но и был такой счастливый период, когда органы местного самоуправления получили возможность формировать бюджеты, которые позволяли решать многие проблемы, а дальше уже все поступали так, как считали нужным. Взять нашу действительность – Нижневартовск, Нефтеюганск на тот период. Там доходы на душу населения были больше, но той же чистой воды в Нижневартовске не было до двухтысячных, а в Нефтеюганске – до сих пор.
Когда начинают спрашивать: а вы что, не могли вот это сделать? Могли. Но был период, когда важно было выбрать приоритеты. Нам виделось, что надо заложить запас прочности на перспективу по вододобыче и водоочистке, приему стоков, по энергетике, по теплу, заложить развитие дорожно-транспортной сети. Помните улицу Билецкого? Нам говорили: «Зачем вы строите в лес улицу, вам тут дорог строить и строить».
Благодаря тому, что мы сделали в 80-90-е годы, город до сих пор продолжает развиваться. Уже более 400 тысяч в городе проживают, а того запаса прочности до сих пор хватает.
Нужно зеркало
– Сургут и Нижневартовск. Сейчас уже никто не говорит о соперничестве, потому что его нет. Но ведь в то время Нижневартовск стартанул мощнее. Самотлор знал весь мир. Все внимание, все ресурсы были Нижневартовску. Но почему там не произошло того развития, которое произошло в Сургуте?
– Давайте посмотрим, что произошло с Вартовскнефтегазом, Виктором Остаповичем Палием, и как себя повел, и кем оказался Сургутнефтегаз с Владимиром Леонидовичем Богдановым. Кроме того, Нижневартовск соизмерим с нашим городом по численности, другим критериям, но это все-таки моногород. Сургут не моногород. В этом и наше преимущество, и сложность была – сохранить в городе мощные предприятия, стянуть усилия газовиков, энергетиков, строителей, не растерять, а достичь единения. Это то, что позволяло нам быть мощнее и позволяет оставаться мощнее.
– Гости программы «Живое золото Югры», работая в разных сферах, говорили, что Сургут развивался благодаря двум вещам – налогам Сургутнефтегаза и налогам города. Единственный город в Югре, где эти налоги платились день в день, благодаря чему развивался город, платились зарплаты бюджетникам.
– В том числе. Тогда многие искали возможность выжить, хотя нас это коснулось постольку-поскольку. Если говорить о бюджете Югры, наших городов, то мы меньше всего испытали эти проблемы, поскольку нефть всегда была востребована, нормально продавалась. В Сургуте всегда платили налоги, отчисления в фонды. Главный налогоплательщик не только в Сургуте, но и в округе – Сургутнефтегаз. То, что мы могли своевременно и полным рублем финансирования реализовать все принятые решения, это тоже было нашим преимуществом.
– В 90-е еще был и расцвет журналистики. И самая сильная журналистика была в Сургуте. И все руководители СМИ понимают, что это благодаря вам. Ваше взаимоотношение со СМИ – отдельная история. Тогда стало можно – после длительного советского периода – и в журналистику пришли все кому не лень. И головы-то немного закружились. Я очень хорошо помню сюжеты, когда журналистка поднимает бумагу с дороги: «Куда смотрит мэр?». В чем только мэра Александра Сидорова ни обвиняли. Плохая дорога «Сургут – Тюмень», падение рождаемости. Доставалось вам по полной. Но вы, в отличие от других руководителей, гайки не закручивали. Почему?
– Первое, я понимал, что всегда существуют некие проблемы роста. Второе – чтобы ты понимал и видел себя, тебе какое-то зеркало необходимо, какая-то оценка извне. Я понимал, что она может быть необъективной. Третье, виделось, что это один из каналов обратной связи с населением – услышать население и до него донести. Ведь не все шаги население понимает, не понимает результата, к которому мы стремимся, делая первый шаг.
Секрет команды
– До сих пор бытует термин «команда Сидорова». Он живучий, потому что содержательный. Ведь у вас действительно была звездная команда – в отдельных сферах они превосходили вас. Вас это не коробило?
– Да, я слышал. Ближе к 2010-му году в округе уже говорили: «Он ничего сам шибко и не делает, у него просто есть замы, которые знают и работают». Я изначально понимал, что задача руководителя – не лучше всех знать тот или иной предмет, не диктовать, как должен поступать тот или иной руководитель. Задача руководителя – подобрать руководителей следующего звена, соответствующим образом поставить задачи и обеспечить контроль, стратегию, которую бы они понимали одинаково с тобой. И, безусловно, дать им достаточную степень свободы, доверять.
Если говорить о команде, то я признаю, что знать отрасль культуры лучше, чем Яков Семенович Черняк, невозможно. И пытаться не стоит. Знать социалку лучше, чем Любовь Николаевна Кошелева с тем опытом, который она наработала, с нуля развивая город, знать коммуналку лучше, чем Новицкий, геологию, природу и гербарий – лучше, чем Браташов, я и не пытался знать это лучше их. Но я мог стянуть их воедино, направить их, чтобы каждый, делая свое дело, прилагал свои усилия для достижения единого результата. Вы когда-нибудь слышали, что в этой команде кто-то кому-то дорогу пытается перейти или влезть в чужие полномочия и поруководить? Представляете, Новицкий за Кошелеву бы стал что-то делать, Кошелева пришла и пыталась Браташову помогать? Нет.
Поэтому задача руководителя – найти специалистов, которые будут эффективно работать, обеспечить их функционирование на выполнение одной большой задачи.
– Вечный спор: эффективный руководитель муниципалитета – хозяйственник или политик?
– Конечно, хозяйственник. Когда я пришел на должность заместителя председателя исполкома по строительству, я долгое время полагал, что это хозяйственная должность. Никакой политики в этом не было. И до конца работы политикой занимался только тогда, когда обойти это было уже невозможно.
В чем была еще сила команды Сидорова? Команда работала, люди прекрасно понимали, что они полностью прикрыты. Весь внешний контур должен был прикрывать Сидоров. При этом каждый в своей отрасли контачил с руководителями окружными, пользовался уважением. Но когда дело касалось принятия и отстаивания решений, формирования бюджетов, они полностью полагались на руководителя. Равно, как и я на них. Как говорят: вот руководителя боятся, поэтому у нас такая дисциплина. Так вот, у нас никто не боялся руководителя, у нас боялись другого – подвести руководителя. И это был самый большой страх.
Времена меняются
– На долю города и вашу выпало еще одно потрясение. В нулевые принятие бюджетного кодекса и 131 закона, когда привычное городское хозяйство начали распределять. Это тоже был болезненный процесс. Вам удалось преодолеть все эти потрясения в тот момент?
– Может быть, оно уже и не было потрясением. Хотя, вы правы, мы привыкли, начиная с 90-х, входить во все, что касалось жизни города, безотносительно, что, как позже выяснилось, это – федералы, это – субъекты Федерации, это – муниципалитеты. Сюда не лезь, это не тронь, это превышение полномочий и так далее. Конечно, до какой-то степени была ревность: а чего же мы столько сил и средств потратили для того, чтобы те же медицинские центры отремонтировать или создать – кардиоцентр, травматологический. А потом оказалось, что все это окружное. Но, в общем-то, к тому времени и округ уже был хорошо развит в части управления, управленческих кадров. Ну и плюс мы понимали, что то, что мы передаем, передается со всем, что там есть: с персоналом, руководителями, соответствующим образом обученными, профессиональными, с хорошо подготовленной материальной базой. Поэтому я не скажу, что это проходило болезненно. Более того, было понимание: отдадим это, значит, появится больше сил и времени, которые можно будет направить на свои функции.
Другое дело, что вместе с этим ушел бюджет, который муниципалитет мог распределять. Мы потеряли возможность бурно развиваться.
– Кредит ЕБРР. Единственный город в стране, который получил этот кредит на реконструкцию ЖКХ. Как вам это удалось?
– Кадры решают все. Способность Александра Юрьевича Мельника, готовность Новицкого потратить большое количество времени, авторитет Сидорова и города перед Европейским банком реконструкции и развития и теми руководителями, которые так или иначе участвовали в процессе. Дотошность и умение дойти до конца позволили взять нам этот кредит. В итоге ни один субъект Федерации, ни один муниципалитет этого сделать не смогли.
– И мы до сих пор имеем одно из лучших жилищно-коммунальных хозяйств в стране. Одно время оно входило в пятерку самых надежных в стране.
– Даже в более поздний период, когда я был депутатом Госдумы – 2016-2021 годы – мои коллеги, которые уже тоже работали в думе из разных городов и весей, они то многое, что мы уже сделали, выдавали как некие новации и достижения. Не в обиду им, мне это было смешно слушать, поскольку мы это уже забыли.
– В давнем интервью одному московскому изданию, отвечая на вопрос об идеологии Сургута, вы сказали: «Я хочу, чтобы Сургут стал хорошим европейским городом». Многое в этом направлении сделано. Вы перечислили критерии: дороги, социальная инфраструктура. И в том числе малоэтажное строительство. С этим не очень получилось. Почему? И какие еще начинания вам не удалось сделать?
– Мне все-таки представлялось, что численность города не будет расти с той интенсивностью, с которой она продолжала расти. Поэтому виделось, что эти же 300 тысяч горожан должны жить в ином жилье. Мне виделось, что к 2020-2030 году качество жилья мы поменяем. Тем не менее мы продолжаем строить многоэтажное жилье. Мы попали в ситуацию, когда политические интересы власти совпали с экономическими интересами застройщика. Когда власти надо было отчитаться за большее количество квадратных метров жилья, которое в регионе строится: задачу ставила федерация по квадратным метрам жилья. А тем, кто жилье строит, надо было быстро слепить большое количество «квадратов», которые были востребованы.
В разговоре с Владимиром Якушевым, когда он занимал пост министра строительства, я задал ему неудобный вопрос: «А мы вновь будем выполнять планы по квадратным метрам безотносительно, где они строятся: либо там, где выгодно застройщику, потому что там можно быстро построить и выгодно продать, либо там, где они действительно нужны?» Так вот, город Сургут как раз оказался тем местом, где можно быстро построить и быстро продать. Поэтому мы и продолжаем таким же жильем застраивать, что использовалось и раньше.
Ну и, конечно, предела совершенству нет. Мне виделась более развитая инфраструктура. Если говорить о том, что не удалось реализовать, мне виделся совсем другой дворец зимних видов спорта, совсем иным городской стадион, иное количество объектов спорта, социальной сферы.
Не до конца реализована цель, которая ставилась мной перед комитетом по экологии, – очистить водные объекты, которые пронизывают город, сделать нормальные берега, благоустроит набережные. Благоустроить до конца городские парки. Ну, всему свое время. Город продолжает это делать.
Немного личного
– Многие ожидали, что вы уйдете на федеральный уровень. Говорили: Сидоров – личность федерального масштаба. Вам были предложения?
– Конечно, были. Были предложения пойти в Совет Федерации, пойти на место Юрия Шафраника, когда он ушел в министерство, возглавить Тюменскую область. На тот период мне казалось, что я нахожусь на своем месте, делаю, что я умею, то, что для меня комфортно. А позднее у меня возникло ощущение, что политика – не то, чем я хотел бы заниматься.
– Часто удается собираться вместе с семьей?
– Дети и внуки живут в Москве, и я сейчас там живу. Конечно, встречаемся часто. С внуком мы любим вместе смотреть футбол. Он глубоко знает предмет. Еще интереснее, когда мы болеем за разные команды. А брат Виктор с семьей живет в Сургуте, поэтому тоже видимся.
– Какая у вас есть еще нереализованная мечта?
– Мечтой я бы это не назвал, но есть вещи, которые хотелось бы реализовать. Есть университет (СурГУ – прим. ред.), председателем попечительского совета которого я являюсь, хотелось бы поучаствовать в его развитии, сделать более мощным, влиятельным, чтобы он занимал достойное место в системе высшего образования региона.
– А личная мечта есть?
– Что такое личная мечта? Лучше, конечно, если попозже (смеется – прим. ред.)